Паутина
Шрифт:
23
Только мысли о предстоящих выходных в Центре позволили мне пережить всю последующую неделю. Когда я вернулась домой и позвонила Максу, бабушка неодобрительно покосилась на чужую куртку у меня на плечах, но комментировать не стала. Только бросила быстрый взгляд в окно, словно проверяя, кто именно меня привез.
Каждый день я ходила на учебу, повторяя про себя как мантру слова Максимилиана, что в университете мне ничего не грозит, что там слишком много людей, чтоб кто-то смог причинить мне вред. Но на попытки Лены и Дарьи хоть как-то
Не могла я больше общаться с теми, кто раньше были мне как сестры. Мы жили словно в параллельных вселенных: их мир университетской жизни и студенческих забот все больше отдалялся от моего мира тесной темницы собственного сознания.
К счастью, Роменский, возможно, после встречи с Максом, больше никак не проявлял ко мне внимания. Я увидела его только в пятницу на лекции, и этого оказалось достаточно, чтобы понять: страх никуда не ушёл. Едва он появился в аудитории, у меня сжалось горло, а в животе вспыхнуло болезненное, тянущее ощущение. Мгновенная, острая тошнота подступила к горлу, но я подавила её, стиснув зубы, и резко отвернулась, натянув на голову капюшон толстовки. Он скользнул по мне взглядом, равнодушным и деловитым, но, как только прозвенел звонок, ушёл так быстро, будто и не замечал моего присутствия вовсе. Лишь на долю секунды обернулся на выходе и встретился глазами со мной, заставив снова сжаться от страха.
Однако мучило меня не только моральное состояние. Всё это время моё тело тоже давало сбои, и теперь я уже не могла это игнорировать. После той резкой рвоты в туалете тошнота стала моим постоянным спутником. Она накатывала неожиданно: утром, когда я только открывала глаза, днём от резких движений, вечером — от сильных запахов, которые раньше даже не замечала. Любимый кофе с молоком теперь вызывал приступ дурноты, а от запаха мяса меня выворачивало.
Я чувствовала себя измотанной, но это было не просто от усталости. Сонливость стала невыносимой — я могла задремать, уткнувшись в учебник, или провалиться в короткую, тяжёлую дремоту прямо на парах, где раньше могла сидеть сосредоточенно часами. Всё это накладывалось на апатию, которая, казалось, разрасталась внутри, засасывая меня в бесконечную воронку безразличия.
В субботу утром, когда я, схватившись за стену, едва добралась до кухни после очередного приступа тошноты, бабушка сидела за столом и молча смотрела на меня. Когда я попыталась быстро скрыться в ванной, её голос остановил меня у двери.
— Лиана, — голос был ровным, но в нём звучала та нотка, с которой не спорят.
Я нехотя обернулась, а бабушка указала мне на стул напротив себя. Я тяжело вздохнула и подчинилась.
— Давай поговорим начистоту, — спокойно, но твёрдо сказала она, скрестив руки на груди. — Что с тобой происходит?
— Всё в порядке, бабуль, — привычно, на автомате выдала дежурную фразу, уже зная, что она ее не устроит.
— Не в порядке! — резко отрезала она, и я вздрогнула.
Она никогда не повышала голос без причины, но в этот раз её слова прозвучали почти сурово.
— Я старая, но не тупая, Лиана. Ты серьёзно не понимаешь, что с
Я опустила взгляд. Нет, я избегала зеркал. Не хотела видеть своё отражение.
Бабушка продолжала:
— Когда я вернулась из больницы, я всё списала на твой шок. Побег матери, моя болезнь… но сейчас? Лиана, ты белая, почти прозрачная. Ты ничего толком не ешь. Тебя шатает на ветру.
Я сжала пальцы в кулак, но бабушка не собиралась останавливаться.
— Я не помню, когда в последний раз видела, чтобы ты улыбалась. Ни Дашулька, ни Лена у нас не бывают, а раньше вы были неразлучны. — Она внимательно вглядывалась в моё лицо, будто искала в нём что-то, чего я сама уже давно не видела. — И мне не нравится, что каждый вечер ты говоришь по телефону с этой Натальей. А привозит тебя её сын.
– Бабуль, - я выдавила слабую улыбку, - звучит как ревность, не находишь?
– Не нахожу! – она шутку не поддержала. – Звучит так, словно весь твой мир сузился до этих двоих.
– Бабушка, - мне стало стыдно перед ней за свое невнимание, однако сил на то, чтобы хоть как-то это изменить не было, - я спрашиваю их о маме. Знаешь, у нее прогресс на лицо – она уже даже гулять выходит сама. Прости меня, бабуль, но у меня нет сил на обсуждение какой-то фигни, все мои силы заняты мамой…
– Лиана, - резко осадила меня бабушка, - ты серьезно не замечаешь, что все твои мысли сосредоточены только на этом Центре?
Головокружение усиливалось.
– Что ты от меня хочешь? – я впервые в жизни повысила голос на бабулю, - Что? Чтобы я разорвалась? Чтобы радовалась жизни, когда папа умер, а мама сошла с ума? Да я только и делаю, что думаю, как нам всем жить дальше! Мне не интересны сплетни, смехуёчки и пиздохахоньки моих подруженек!
Голос дрожал, но я уже не могла остановиться.
—Мне не хочется бегать по вечеринкам, обсуждать парней, болтаться по кафешкам, зависать в караоке и ржать над тупыми тиктоками, как будто ничего не случилось!
– А посещать занятия Рафала тебе тоже не хочется, Лиана? – фыркнула бабушка, - ты с таким трудом попала к нему, а теперь даже ни разу не была на практике! Ты просто наплевала на свою учебу, думаешь я не вижу, не знаю?
– И откуда ты это вдруг знаешь? – от ярости я едва сдерживала рвущиеся злобные слова. – Что, бабуль, теперь тебе уже докладывают о моих передвижениях? Интересно, кто?
– Лиана, - видно было, что бабушка досчитала до десяти, прежде чем заговорить дальше. – Послушай, дело не в том, что мне рассказывают…. Я вижу сама….
– Не ври, бабуль. Хоть ты мне не ври! Господи, да оставьте вы меня в покое! Просто оставьте!
Я вскочила с места, быстро одеваясь в прихожей. Злость на подруг сидела в груди, словно затаившийся зверь. Надо ж было додуматься втягивать мою бабушку во все это дерьмо. Суки!
– Лиана… - она попыталась меня урезонить, но я поняла, что если останусь дома – наговорю много чего лишнего, поэтому просто схватила ключи от машины и выбежала на улицу, всей грудью вдыхая холодный воздух. Ноябрь вступал в свои права, ночью выпал первый снег.