Паутина
Шрифт:
Люди, подобные Роменскому, недостатка внимания у женщин никогда не испытывали. Восхищаться таким издалека можно, восхищаемся же мы античными статуями или творениями Микеланджело. Но чувствовать что-то более серьезно – упаси бог. Вот только я всё ещё ощущала его случайное прикосновение, и это злило меня больше всего. С какой стати вообще об этом думать? Глупо, нелепо, ненужно. От раздражения я сжала губы и с силой провела губкой по тарелке, будто могла стереть этим ненужные мысли.
— Лиана, - сзади раздался недовольный голос мамы, - ты что, решила помыть посуду прямо сейчас?
–
– Помоги мне с пирогом, - велела мама, доставая великолепное вишневое произведение искусства из холодильника. – Красивый мужчина, - шепнула она мне, нарезая пирог на части.
– Наш курятник будет в восторге, - ответила я, ловко перекладывая кусочки на блюдца.
– Вот ну что ты опять о других, а? – мама уперла руки в бока. – Ты о себе подумай!
– Мам, - я круто развернулась к ней, - ты вообще, что предлагаешь? Скрутить его, привязать к стулу, изнасиловать и заставить жениться? Ты вообще в своем уме или последнее время весь мозг на сериалы и любовные романы спустила? Срешься с папой по поводу и без, меня пытаешься сбагрить хоть за козла однорогого! Ты вообще в каком мире живешь? – раздражение последних дней внезапно вылилось в неконтролируемую злость.
– А ну-ка помолчи! – рыкнула на меня мама, яростно сверкая черными глазами. – Думаешь, тебе легко будет без мужчины в этом мире? Думаешь, все тебе на блюдце преподнесут? Думаешь, никто в университете не знает чья ты дочь?
– Что? – кровь бросилась мне в лицо.
Я смотрела на неё в полной растерянности, пытаясь понять, что именно она только что сказала.
– Там что, идиоты сидят? – фыркнула она, отворачиваясь и судя по всему уже сожалея о своей вспышке.
Да нет, идиотка тут только я.
Бросив на стол полотенце я стремительно вышла из кухни, чувствуя как в груди стучит сердце от злости. В большей степени на себя – ведь какой надо быть наивной дурой, чтобы считать, что смена фамилии хоть на что-то повлияет в этой деревне.
– Лиана! – закричала мне в след мама. – Лиана, стой!
– Что случилось, зайчонок? – папа выскочил из гостиной в коридор.
– То, папа, - едва сдерживая слезы, ответила я, - что я – дура, а ты меня в этом активно поддерживал!
Папа нахмурился, его лицо приняло обеспокоенное выражение.
— О чём ты говоришь, Лиана?
Я вздохнула, пытаясь успокоиться, но эмоции захлёстывали меня.
— О том, что все в университете знают, чья я дочь. А я, как наивная дура, думала, что смена фамилии что-то изменит.
Папа посмотрел на меня с сожалением, затем бросил быстрый взгляд в сторону кухни, где осталась мама.
— Лиана, я...
Но я не дала ему договорить.
— Почему ты мне не сказал? Почему позволил верить в эту иллюзию?
Он опустил глаза, явно подбирая слова.
— Я хотел, чтобы ты сама выбрала свой путь. Думал, что так будет лучше для тебя.
Я покачала головой, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
— Лучше? Для меня? Или для тебя?
Папа сделал шаг ко мне, протягивая руку, но я отступила назад.
— Лиана, пойми...
Но я уже не слушала. Развернувшись, быстро вышла из квартиры,
Где теперь правда в моей жизни, а где – ложь? Как я теперь могу быть уверенной в том, что меня ценили как самостоятельную единицу, а не дочь своего отца. Сжала пальцы в кулак, ощущая, как ногти больно впиваются в ладони. Теперь становился понятен и ужин, организованный отцом — он хотел деликатно уберечь меня от неловкого недопонимания с Роменским. Наверняка точно так же он договаривался с прошлым деканом. Думала, что сама выстраиваю свой путь, а оказалось, что за кулисами моего «независимого» существования кто-то осторожно расставлял мне подушку безопасности.
Да чтоб вас всех!
Всплеск злости накрыл меня с такой силой, что я, не думая, пнула по металлической ножке скамьи, вложив в этот удар всю ярость, разочарование и беспомощность.
Острая боль взорвалась в ступне, отозвалась вспышкой в мозгу. Я судорожно втянула воздух сквозь зубы, чувствуя, как слёзы мгновенно подступают к глазам, не спрашивая на то разрешения.
Ну вот, отлично.
Опустилась на скамью, прижимая ладони к лицу, и тихо зашипела — не от боли в ноге, а от всего сразу. От обиды, от злости, от чувства униженности, от осознания того, насколько я была наивной.
– Если сейчас сломала себе ногу и не явишься на мои лекции – я буду сильно разочарован, - послышался позади меня ровный, спокойный голос.
Я резко вскинула голову, сердце ухнуло куда-то вниз.
Игорь Роменский стоял в нескольких шагах, руки в карманах, лицо всё то же — непроницаемое, как у человека, которого невозможно застать врасплох.
От неожиданности я не сразу нашлась, что ответить, но ощущение, что он уже некоторое время стоял и наблюдал за мной, было неприятным.
– И как мне теперь с этим жить? – ехидно и зло бросила в ответ.
– Как жить – не скажу, а вот на экзамене тебе хана. Так устроит?
Я фыркнула в ответ, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Роменский, несколько секунд постояв рядом, присел на скамейку рядом со мной. На мгновение на меня повеяло ароматом цитрусов и удового дерева, свежим и дымным, от которого слегка закружилась голова.
— Любой отец защищает своего ребёнка, — тихо сказал он, наклоняясь вперёд, локти на коленях, пальцы переплетены в замок. Голос его был ровным, спокойным, почти задумчивым. — Твой защищал тебя. Это нормально.
– Не нормально то, что он лгал мне, - ответила, потирая зудевшие глаза. – Дал поверить в то, что я сама справилась, а не за его счет.
– А ты не справилась, Лиана? Или в глубине души ты считаешь, что хуже отца, поэтому так боишься его фамилии?
– Нет…. – вопросы Роменского выбивали из меня всю злость, оставляя растерянность и усталость. – Только теперь я не уверенна, что….
— Лиана, — он повернул ко мне голову, и в полумраке я вдруг отчётливо осознала, насколько он красив. Не в том глянцевом смысле, от которого теряют голову студентки, а в чём-то другом — чёткие линии лица, холодный, уверенный взгляд человека, который привык понимать людей быстрее, чем они сами себя.