Паутина
Шрифт:
Дослушивать я не стала, молча проскользнула в свою комнату и закрыла двери, прижимаясь спиной к стеклянной поверхности. Нос предательски щипало, из глаз катились слезы.
Значит мама и папа оба не видят меня ученой. Но я и сама не была уверенна, что после завершения обучения останусь в университете, куда больше меня влекла работа в международных фармацевтических компаниях, прикладная наука, исследования, новые технологии. Но услышать от мамы такие слова – это был удар ниже пояса.
Утром ситуация дома не стала лучше. Отец,
Я прижалась к нему еще сильнее.
— Ты прости меня, папа… — прошептала, пряча лицо у него на груди, такой сильной, надежной, будто сотканной из самого времени. В этот момент я снова ощущала себя той самой маленькой девочкой, которую его руки защищают от всего на свете. — И… спасибо тебе, что всегда меня защищаешь. Мне так жаль, что вы с мамой поругались из-за меня вчера.
Он провел рукой по моим волосам, мягко, почти невесомо.
— Не из-за тебя, малышка… — его голос был глухим, наполненным чем-то тяжелым, что он, видимо, давно носил в себе.
Пауза затянулась.
— Мне страшно, Лиана… — наконец признался он, и я вздрогнула.
Папа редко говорил о страхе. Для меня он всегда был воплощением силы и спокойствия.
— Очень страшно. Ты ведь и сама видишь, что с мамой что-то происходит. Но что именно — я не могу понять…
Я осторожно выскользнула из его объятий и села напротив него за кухонный стол, залитый утренним светом. В воздухе еще витал запах свежесваренного кофе, но даже он не мог разогнать сгустившуюся в комнате тревогу.
— Папа… — я сжала ладони в кулаки. — Она ведь еще пол года назад была совсем другой… А сейчас… Ее словно подменили. Помнишь, как она настаивала на моей учебе? Как ругала за оценки, а потом тут же мирилась, смеясь и целуя меня в макушку? Как болтала с нами вечерами обо всем на свете? А теперь… что с ней случилось?
Отец молчал. Потом сунул руки в карманы и подошел к окну. Я видела, как напряглись его плечи, как в серых глазах отразился раскинувшийся за стеклом город. Утренние лучи солнца падали на его лицо, подчеркивая усталость и тень горечи, затаившуюся в уголках губ.
Мое сердце болезненно сжалось.
— Папа… — в горле встал ком. — Неужели…
Он резко обернулся.
— Нет, зайчонок. Нет, — твердо сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Не думаю. Я бы почувствовал. Понял бы сразу. Это что-то другое. Что-то тонкое, едва заметное, но… опасное.
Его голос дрогнул на последнем слове.
— Последнее время твоя мама даже со своими старыми друзьями почти не общается. Вчера Росицкий сказал, что она с Маргаритой не говорила уже больше двух месяцев…
— Тетя Марго так долго
– Я тоже, Лиана, я тоже.
Он налил себе кофе и сел напротив меня. Улыбнулся. Мягко, нежно, устало.
– Ты понравилась Роменскому.
– Ой, да ну тебя, пап, - я сморщила нос. – Он будет хорошим деканом. Нам повезло с ним. Жаль его немного… - рассмеялась, - девчонки из юбок выпрыгивать будут.
– Ничего, - тоже улыбнулся папа, наливая себе кофе, - хорошая ему школа и закалка здесь у нас. А я чертовски рад, что у тебя в голове не глупости.
– То есть вчерашним ужином ты все-таки трех зайцев убивал, а не двух, как подумал Игорь Андреевич? Папа, папа….
– Лиана, - вздохнул отец. – Я сам всю жизнь преподавал, думаешь не видел, как молодые девочки из-за иллюзорной влюбленности себе жизни и карьеры ломали? И не только себе… Игорь — красивый мужчина, — продолжил отец, сдержанно улыбнувшись. — Отец его был человеком с принципами, это правда. Но откуда я могу знать, что выросло из сына? Вот и решил посмотреть, вас познакомить… Под моим контролем.
Я задумчиво постучала пальцами по краю стола.
— И каков твой вердикт?
– Ну вы оба меня порадовали….
– Ты поэтому ему поддержку высказал?
– Вижу, о политике он тебя тоже просветил, - усмехнулся отец, отпивая кофе.
– Давно пора было кому-то мне мозги на место поставить, - вздохнула, соглашаясь и с отцом, и с Роменским.
Не смотря на то, что отец перевел разговор на более спокойную и приятную тему, на душе у меня лежал камень. Даже не камень – булыжник.
– Пап…. Что будем с мамой…. Делать?
– Я разберусь, малышка, - тяжело улыбнулся он, а в серых глазах по-прежнему стояла боль и тоска. – Сегодня ее лучше не трогать, она разумных доводов не услышит. Ты маму знаешь, когда она в гневе…. Мы много чего вчера наговорили друг другу. Я тоже не сдержался…. Но выяснять надо….
Я поставила грязную чашку в раковину и включила воду, наблюдая, как горячая струя смывает кофейные разводы. Шум воды заполнил кухню, но тишина, царившая за моей спиной, казалась тяжелее, чем обычно.
— Пап… — сказала я, не оборачиваясь. — Допивай, твою тоже вымою.
Ответа не последовало.
Я замерла, ожидая услышать хотя бы звук двигаемой чашки, но ничего не происходило.
— Папа? — я выключила воду и медленно обернулась.
И… обмерла.
В первое мгновение мне показалось, что я сплю. Что это просто кошмарный, нереальный, невозможный сон.
Отец лежал, опустив голову на столешницу. Его руки безвольно свисали вниз, пальцы чуть подрагивали. Чашка перед ним лежала на боку, темное пятно кофе расползалось по дереву, а капли с края столешницы медленно, мучительно стекали на пол.