Паутина
Шрифт:
Семен Семеныч не заставил себя долго ждать и вскоре, довольный, появился перед гадалкой. Она повела его к зданию почты. Обеденный перерыв как раз заканчивался и около входа образовалась небольшая очередь. Три Семерки не растерялся и, показав удостоверение, встал первым, потянув за собой и.
Яну.
Дверь открыла все та же дама в парике. Она сразу узнала.
Милославскую. Вид серьезно хмурящегося милиционера заставил ее лживо и трусовато улыбнуться. Между тем маленькие глазки женщины бегали из стороны в сторону, и она не знала,
Руденко уверенно ступил вперед, и дама невольно отстранилась. Очередь хотела было последовать за ним, но Семен Семеныч сделал предупреждающий знак рукой и захлопнул дверь прямо перед носом толстого солидного господина, которому происходящее, очевидно, нисколько не нравилось.
Яна указала приятелю на Елену Петровну, поливающую цветы в холле. Тот вразвалочку подошел к ней и предложил проехать в отделение.
– Я? Что? Почему? Да я ничего… – заохала она, разливая воду мимо горшка.
– Спокойно, – хмуро прервал ее Три Семерки, погладив ус.
– Пройдемте, машина ждет.
Елена Петровна умоляюще глянула на Яну, но та только кивнула в знак подтверждения слов Семена Семеныча.
Менее чем через полчаса дороги, полной причитаний и ругани самой себя, льющейся из уст Елены Петровны, все трое были в отделе. Руденко довольно быстро организовал все необходимое, и вскоре мучимая раскаянием в своей словоохотливости женщина уже давала показания.
Она, видимо, обладала отличной памятью и развитой речью, умением подбирать нужные слова, а потому на экране довольно быстро стал вырисовываться портрет, глядя на который Елена Петровна говорила, что он вполне узнаваемый.
Как ни странно, узнаваемым он начинал все больше и больше казаться и Милославской. Поначалу она подумала, что это только так кажется, но потом стала ворошить память, пытаясь вспомнить, где она могла видеть этого человека.
Через некоторое время фоторобот был отпечатан, и Милославская, взяв листок в руки, стала пристально его разглядывать.
– Неужели она? – вдруг в ужасе прошептала Яна, откинувшись на спинку стула.
Девушка, как две капли воды похожая на ту медсестру-массажистку, что уволилась с поликлиники и что произвела на гадалку столь приятное впечатление, улыбчиво смотрела на нее с пожелтевшего листка бумаги.
– Так вот почему она сказала, что «знает в этом толк»! – еле слышно пролепетала гадалка, вспомнив рассказ Елены Петровны. – Неужели она во всем этом замешана?
Гадалке очень не хотелось верить в неожиданную свою догадку. Незнакомка очаровала ее своей открытостью и радушием, и теперь никак не получалось увидеть в ней матерую преступницу. Милославская решила не останавливаться ни на каком выводе, а во всем как следует разобраться. Она даже не заметила, что Три Семерки вот уже несколько минут подряд обращается к ней с вопросами. Слова, произнесенные Яной вслух, взбудоражили его.
– Объясни наконец! Кто? Что? – почти кричал он.
Милославская в ответ только хлопала глазами.
Как только сотрудница почты скрылась за дверью, Милославская изложила Семену Семенычу все свои домыслы.
– Янка! – в состоянии какой-то эйфории завопил он. —
Едем к ней! Сейчас же! Золото ты мое! – Три Семерки звонко чмокнул гадалку в правую щеку и потянул ее за руку.
– Подожди же! – сердито остановила она его. – Надо все продумать!
Руденко, вдруг охлажденный таким ответом, остановился и, немного помолчав, уже спокойно ответил:
– Ты права.
После этого приятели на полчаса уединились в милицейской столовой, где ели какую-то бурду, вкус которой, за увлеченной беседой, они, к счастью, не успели почувствовать.
Тем не менее, время неумолимо бежало вперед, и на «заседания» его не оставалось. Семен Семеныч шумно поднялся из-за стола и, выразительно утерев усы, кивнул гадалке на выход. Настроенная оптимистично, она с улыбкой последовала за своим единомышленником.
Многострадальная «шестерка» Руденко словно чувствовала настроение своих пассажиров: завелась сразу и безоговорочно и летела как ласточка. Правда, недолгие минуты пути все равно показались гадалке мучительно длинными.
Хорошо ли плохо ли, но приятели добрались до нужного адреса без происшествий и вскоре в предвкушении столь желанной развязки дела стояли перед дверью злополучной отправительницы телеграммы.
– Как ее звать-то? – высоко подняв брови и скривив рот, шепотом спросил Семен Семеныч, уже успев нажать на звонок.
– Лена, – торопливо ответила Милославская, – Елена Николаевна Щербатова.
В этот миг за дверью уже совсем близко послышались шаги. Три.
Семерки бойко подмигнул гадалке в знак солидарности. Она ответила едва заметной улыбкой.
Ключ поворачивался в скважине, и Яне становилось все тревожней и тревожней. Все вроде бы они с Семеном Семенычем продумали, однако успокоиться она не могла, хотя интуиция и подсказывала, что этот разговор должен закончиться успешно.
– Вы? – раздался удивленный возглас Елены, снова увидевшей перед собой Милославскую.
Еще более недоуменно она оглядела Три Семерки. На Елене был надет ситцевый, в белый горох передник, о который она после нескольких мгновений замешательства торопливо вытерла влажные руки, а затем с уже знакомым гадалке радушием произнесла:
– Заходите, заходите. Что же за порогом стоять? Проходите, – Милославская с Руденко одновременно перешагнули порог, с трудом протиснувшись в проход, – Что опять? Что-то случилось? Что-то выяснилось?
– Не спешите, – не отвечая любезностью на любезность, сухо сказал Семен Семеныч, – сейчас все узнаете.