Пазолини. Умереть за идеи
Шрифт:
Критики подчеркивали, что, хотя в этом фильме любовь и секс были показаны с положительной точки зрения, картина стала «лебединой песней […] радости жизни»{Murri 1994, стр. 142.}. «Если в «Кетерберийских рассказах» эротический сон Декамерона, предвосхищающий Сало, обретает дьявольские черты, то в Цветке он вновь становится даже более солнечным, легким, сказочно веселым, чем в фильме по Боккаччо – уникальное для пазолиниевского кинематографа явление»{Repetto 1998, стр. 129.}. «В “Цветке Тысячи и одной ночи” эрос превращается в праздничную реальность. На этом празднике природы телесный низ прорывается во всей своей инстинктивной игривости, чувства зарождаются и созревают в
Интересно проследить историю фильма после выхода на экраны. Пленка была передана 25 июля 1974 года в прокуратуру Милана, однако на этот раз суд выпустил постановление об отказе в возбуждении дела, признав его «произведением искусства». Этот факт подвинул Пазолини на размышления о «репрессивной толерантности» консюмеризма, изложенные в статье, озаглавленной «Отречение от “Трилогии жизни”» и опубликованной посмертно в Corriere della Sera от 9 ноября 1975 года; она вошла и в сборник «Лютеранские письма».
Пазолини чувствовал себя «использованным» современным обществом потребления. Именно поэтому он решил отречься от «Трилогии жизни», хотя отметил, что о съемках не сожалел. По трем причинам: потому что все три фильма способствовали ????????????????????????????????????????????????????????????????????????, фундаментальных основ прогрессивного движения 50-х и 60-х годов»; потому что «первая фаза культурно-антропологического кризиса началась в конце 60-х годов, когда восторжествовала далекая от реальности субкультура “массмедиа” и массовых коммуникаций – ??????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????.
Но эти причины, по мнению Пазолини, были отброшены недавней эволюцией итальянского общества:
????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????.
Что касается последнего пункта – вероятно, Пазолини имел в виду, помимо воцарившейся в итальянском обществе ??????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????.
Апокалиптическая фаза
1964 году была опубликована статья Умберто Эко – ей суждено было стать знаменитой. Она называлась «Апокалиптические и интегрированные интеллектуалы» и давала определение двум различным типам восприятия интеллектуалами «массовых коммуникаций» и «теории массовой культуры», как и сообщалось
Пазолини, в заключительный период своей творческой деятельности (со второй половины 60-х годов), решительно настаивал на негативном влиянии современного общества потребления и его инструментов коммуникации, с помощью которых оно распространяло свою извращенную идеологию. Ему казалось, что у интеллигенции и хранителей народных ценностей нет больше выхода из состояния тотальной деградации: это определило отчаянное и безнадежное настроение его последних произведений. Травма индустриализации и ее негативных последствий стала доминирующей и, можно даже сказать, навязчивой темой позднего Пазолини.
Если до 1968 года в своей интеллектуальной деятельности Пазолини демонстрировал приверженность идеалам – в связи и в сотрудничестве с КПИ, хотя и не внутри нее – и, до некоторой степени, вере, то после он вступил в период потери иллюзий, одиночества, пессимизма. В последние годы «состояние души Пазолини тотально безнадежное, как у кого-то, кто ощущает себя окруженным со всех сторон и больше не надеется не только быть понятым, но даже просто услышанным – ввиду жуткой демохристианской пустоты; внутри тупого бессилия прогрессизма; перед разрушением единственного, любимого пролетарско-крестьянского мира»{Asor Rosa 2009, стр. 552–553.}.
В сборнике Trasumanar e organizzar («Трансгуманизировать и организовывать»), практически последней поэтической книге Пазолини (за исключением «Новой молодежи», о которой мы уже говорили), мы как бы присутствуем вместе с автором на его прощании с поэзией, и предчувствуем темы и мотивы финальных трудов автора – корсарских и лютеранских писем{Подробности см. ниже, § 6.2.}. Сборник включает в себя стихи, написанные в период между 1968 и 1970 годами, в эпоху решительных перемен, которые, вместе с другими социально-экономическими факторами, привели к радикальной и быстрой смене привычек и обычаев итальянцев: эти перемены, как мы уже отмечали, для Пазолини были однозначно ужасны.
Стихи из сборника относятся к заключительному периоду поэтического творчества Пазолини – автор декларирует, в одном из открывающих сборник стихотворений, названном «Поиск работы», недоверие к искусству поэзии и собственной возможности чего-то достичь с ее помощью, оказать какое-то влияние на действительность. Время стало иным, раньше Пазолини было все ясно, включая и роль поэта – теперь все не так:
Я думал – земля центр мира; Поэзия – центр земли. Это было прекрасно и логично. В конце концов, почему мне было не верить, что все люди поступают, как я? Потом, наоборот, они все стали намного лучше меня; А я оказался, скорее, представителем низшей расы.