Печать Кейвана
Шрифт:
Вот это да! То, что я собирался искать на другом конце света, оказывается, все время существовало у меня под носом! Как только мы вернемся домой, я сразу же отправлюсь туда и найду Зеркальную реку!
Многое изменилось во дворце, ничего не изменилось в Самарканде.
Поэты все так же собирались в дукане дядюшки Бахи: пили, сочиняли и до хрипоты спорили о фигурах украшения стихов 22 и о несовершенстве мира.
Мерзук выплакал себе пост помощника придворного осведомителя, сборщика доносов и кляуз. Он растолстел,
22
Илм ал-бади или учение о бади (араб. – новый) – учение о стиле в араб. и перс. средневековой литературе, описывающее способы украшения речи (тропы, риторические фигуры, стилистические приёмы).
Отпировав в честь победы и возвращения с войны, в Голубом дворце начали приготовления к празднованию моего четырнадцатилетия. «Готовься, сын, – бросил мне на ходу Тимур, слишком занятый накопившимися за два с половиной года внутренними делами страны, чтобы уделить мне больше времени. – Ты стал мужчиной! Собирайся! В день твоего рождения тебя ждет…» Его отвлек почтовый ибис какими-то важными известиями, и фразу он не закончил. Но по серьезному виду отца я почувствовал, что в подарок мне приготовлен не породистый скакун, красавица-рабыня или дамасский клинок, нет, а очередная военная авантюра. И твердо решил удрать, не дожидаясь этого дня.
Но уже не край земли манил меня недостижимостью, нет. В Саду Зеркал я мечтал найти реку, что течет вспять. Мечтал, чтобы она унесла меня в путешествие по иным временам…
А на базаре, как всегда, обсуждали свежие новости, принесенные караванщиками по пыльным дорогам Великого Шелкового пути с четырех сторон света. Из всех сплетен, которые разносили торговцы, меня заинтересовала одна. Её мусолили вполголоса, настолько она звучала невероятно и пугающе: Страшный Колдун под Маской жив. Он вернулся. Он снова ищет кого-то.
Тот самый, что много веков назад сжег себя на костре в крепости Санам. По слухам, лет пятнадцать назад он приходил в Шираз, горе и несчастье пало на встретившихся с ним. На прошлой неделе его видели на дороге, что ведет к Зарафшонским горам, а после пятеро крестьян исчезли в той местности при загадочных обстоятельствах. Вчера пастухи стали свидетелями, как на рассвете он проходил сквозь стену запретного Сада Зеркал. Стражники утверждали, что заметили его сегодня ночью на улице Самарканда. Очевидцы клялись, что он перемещается, не касаясь земли, а лик его так ужасен, что взглянувший ему в глаза слепнет. И все сплетники сходились на том, что он ищет какого-то юношу…
Признаюсь честно, это немного поколебало мои решительные планы о побеге. Ведь если мать так сильно боялась этого колдуна, значит, стоит и мне. А в том, что он пришел за мной, я не сомневался.
Но не зловещий Колдун в Маске перевернул мою жизнь.
Все началось с того, что Баха надумал жениться.
Все до единого отправленные им почтовые ибисы достигли адресата. Так что не удивительно, что «Символ любви и красоты, сахарный леденец Шах-Набат», то есть пухленькая тихая девчонка с черной тугой косой проявила благосклонность к страсти юного поэта и ответила взаимностью.
Баха нервничал, на вопросы отвечал невпопад и считал часы: его избранница, вместе с матерью и дедом уехала на несколько дней в город Шахризабс, что в дюжине фарсахах к югу, навестить кого-то из родственников. Возвращения ждали вчера, но они почему-то запаздывали.
Но и назавтра об уехавших не пришло никаких вестей. Встревоженный отец невесты послал гонца в Шахризабс узнать, что задержало его семью.
Вернувшись, гонец принес трагическое известие.
По дороге домой на путников напали. Мать, дедушка и слуги были убиты. Девушку же зверски изнасиловали. Ей удалось вырваться и убежать, но, не выдержав позора, она бросилась в реку со скалы. Ее тело нашли сегодня утром.
– Дорожное ограбление, обычное дело… Таких историй десятки… Много беглых рабов и дезертиров рыскает вдоль дорог… Времена нынче такие…
Баха с воспаленными глазами и бескровным лицом говорил отстраненно, без единой эмоции, словно пересказывал события, случившиеся с кем-то вымышленным (по сути это одно и то же).
Он застал меня и Шана во дворе, мы готовились к прогулке на ковре-самолете.
– Если бы только я вернулся раньше… Но я был на пиру… Я праздновал победу…
Окаменев под тяжестью известия, мы безмолвно слушали.
– Никаких свидетелей… Узнать бы, кто эта мразь…
– Баха, – как всегда понизив голос начал Шан. – Горные дороги не так пустынны, как кажутся. Там обитают яккхи – духи-хранители земли. Я умею разговаривать на их языке и могу расспросить их.
Мы вскочили на ковер. Баха же, который не переносил полеты – верхом на своего коня. Наш путь лежал на юг, по узкой извилистой дороге, что вьется серпантином по отрогам горного хребта до Шахризабса.
Место, где всего несколько дней назад случилось непоправимое, мы отыскали без труда по кровавым пятнам в пыли. Дорога нависала над шумно скачущей внизу по каменным кручам рекой. Под нами плыли серые облака. Над зелеными склонами вдали голубели скалы.
Спрыгнув с ковра, Шан огляделся. Он подошел к одинокому ореховому деревцу, преклонил пред ним одно колено и позвал: «Диви-бхуви! Дити-джам! Рупьята-та…»
От тени деревца отделился силуэт ростом с локоть и материализовался в толстого карлика. Дух земли поклонился принцу, сложив руки ладонями перед грудью:
– Ру-рупьята! Бхуви-диви!
Несколько долгих минут Шан задавал яккхи вопросы на незнакомом нам наречии и внимательно вслушивался в рассказ духа. Лицо его становилось все мрачнее. Попрощавшись, он повернулся к нам, сжав кулаки:
– Этот яккхи все видел. Он рассказал мне подробности, о которых я предпочитаю промолчать… Нападавших было пятеро. Все в черных халатах. Старшего они называли Тогай. Когда все было закончено, они ускакали вон туда, в горы.
– Я слышал про таких… Тогай-монгол и его шайка!
Не дожидаясь нас, Баха, сжав зубы, пришпорил коня и скрылся в облаке дорожной пыли. Не теряя ни минуты, Шан запрыгнул на ковер, и мы полетели вслед за Бахой.
Не считая часов и не замечая усталости, мы искали след бандитов, плутали в горах, останавливаясь лишь для того, чтобы Шан справился у духов яккхи, куда ускакали всадники в черных халатах.