Печать мастера Том 2
Шрифт:
Коста просидел ещё мгновений пять, собираясь с силами, которые следовало экономить.
Это — тоже мираж. Очередной мираж. Просто мираж.
Но картинка не менялась на другую, мгновение, два, три, и Коста осторожно вытащил одну затычку из ушей, приготовившись услышать голоса.
Выл ветер. Шуршала трава. Перекатывались песчинки. Кричали, закладывая круги в небе птицы, и… никаких голосов.
Коста аккуратно спустился, и, обмотав поводья на руку, чтобы не потерять лошадь, прошел с десяток шагов —
Протянул руку и…
— Ай!
Он сунул палец в рот — и почувствовал вкус крови на языке. Было — больно!
Больно! Больно! Хвала Великому, что позволил ему чувствовать боль! Хвала благословенной боли! Значит он — жив! Значит, это не мираж! Значит, он сможет выбраться!
Источник в груди мерно грелся, распространяя жар тепла по телу, и точно указывал направление движение — вперед, подниматься на этот бархан. Ему нужно прямо.
Коста огляделся и начал искать проход.
Пути — не было.
Сколько он проехал вдоль колючих шаров в одну сторону и в другую, он не знал. Но стена травы у подножия барханов везде превышала его рост. И колючки сплелись так плотно, что не пройти не то что лошади — даже он не сможет протиснуться.
Рубить их нечем — ему не оставили длинно дровяного ножа, ломать… он попробовал, но скорее он умрет здесь, чем сможет освободить дорогу.
Мохноногая от стены травы держалась подальше, явно знакомая с тем, как больно и глубоко пробивают колючки.
Он исколол уже все ладони, но сломал только пару веток. Придется — жечь. Единственный способ, который он нашел, но эти чары никогда не получались удачно.
Плетения вышли не с первого раза. Не со второго и даже не с двадцатого — он перестал считать на тридцатой попытке. Потные пальцы скользили, и он то и дело вытирал их об одежду и погружал в песок. Отряхивал и пробовал снова.
Плетения огня простые и одновременно сложные. Простые для тех, кто имеет большой источник, и сложные, для того, для кого каждая провальная попытка — это минус резерва силы, которой и так мало.
Когда он уже потерял надежду, просто продолжая монотонно делать одно и то же, одно и то же, одно и то же, попытка за попыткой, попытка за попыткой… хилая искра проскочила между пальцами, и узлы замкнулись.
Огонь занялся не сразу.
Сначала лизнул колючки. Потом обломки веток, которые он подложил вниз, и только через мгновение, как бы нехотя, полыхнул так, что столб огня взлетел в небо, почти опалив ему ресницы. Перекати-шары занялись, громко треща.
От низкого мерного гула огня вибрировала земля. Пламя подхватывал ветер, распространяя дальше по пустыне.
Мохноногая лошадка пятилась, и Коста замотал ей морду тряпкой, которую порвал пополам. Вторую нацепил на себя.
И, разбежавшись, когда стена огня стала распространяться в стороны, освободив проход, достаточный, чтобы прошла пара бок о
Барханы
Наблюдательный пункт
Охранник Фу сорвался с места, как только мальчик достиг подножия бархана. Вскочил на мохногорбую, и устремился вниз по пескам. Второй остался ждать, наблюдая, как ребенок возится около колючей стены перекати-травы.
— Ну же, — бормотал он себе под нос. — Выбирайся. Пройди границу…
Пустынники невозмутимо стояли рядом и не двигались.
Наконец, у ребенка получилось — стена полыхнула алым, огонь занялся, языки пламени взметнулись в небо, и стена огня начала расходится в две стороны, но ребенок уже вскочил на лошадь.
— Рано! Рано!
Но мальчик не услышал, и в этот момент, у слуги Фу прихватило сердце, при мысли, что сделает с ним господин, если ребенок обгорит, сгорит, или не дай Немес…
— Вышел! — Слуга выдохнул облегченно. — Вышел! Вниз!
И сорвался вниз, следом за первым сопровождающим. Теперь можно исполнить приказ господина — «белое плато» пройдено…
Граница «белого плато»
Лошадь сопротивлялась, но он заставил. Жар полыхал вокруг. Ветки трещали. Колючки выстреливали в воздух с яростным треском. Копыта ступали по ещё не остывшим раскаленным веткам.
Косте пришлось задержать дыхание, когда они проходили стену огня — внезапно налетевший пустынный ветер сменился, и их полоснуло пламенем с ног до головы, лошадь протестующе всхрипнула и рванула вперед так, что он вылетел из седла, упав на песок с другой стороны, вывернув руку — и его протащило ещё несколько шагов вверх, пока лошадка наконец не остановилась.
Коста смотрел на полыхающую стену рыжего жара, расползающуюся в обе стороны, и лежал на песке. Над ним с клекотом в небе парил одинокий пустынный сокол, и ему вторили десятки птиц со всех сторон. Казалось, вся пустыня внезапно наполнилась торжествующим птичьим криком.
И он — потерял сознание.
Пустынники не двигались, наблюдая за тем, как замыкается линия огня — кольцом по границе, пока «белая смерть» не стала алой от языков пламени. Алая чаша смерти.
Пустыня полыхала.
Маленькая неясыть преодолел преграду, рухнул с лошади, и его протащило по песку, но мальчик был жив, вышел и… прошел белую смерть сам.
Алое кольцо наконец полностью замкнулось — налетел песчаный ветер, распространяя огонь со скоростью бури.
Соколы в небе встревожено кричали, нарезая круги над пламенем.
— Мальчик выбрал верный путь, чувствует тут, — пустынник коснулся сердца. — Хороший… мы примем его. — Постановил он кратко и поднес пальцы к губам, сложил лодочкой, и издал гортанный торжествующий клекот, подражая птицам…