Пехота-2. Збройники
Шрифт:
— А. Ну да. Точно. Долбаные блиндажи, совсем из головы вылетело… Броня! Броняяя! — я кричу на «Чарли». — Комбат до нас їде, смотрі нє протупі! І каску вдінь!
— Потом вдіну! — отвечает Рома и машет рукой. — Нє боїсь, нє пропущу!
Ну естественно — он пропустил.
Немного позже
Комбат набирает Васю с трассы, за десять минут до приезда и за пять — до того, как включается сепарская «зушка». Хлопки-хлопки, перерыв, опять хлопки. Вася, постояв возле блиндажа и послушав шуршание пуль, идет
Я стою на краю капонира и шуршу листиками «штатки»: Лешу Скиртача нужно убирать из нарядов, это значит — все снова перекраивать. От же ж блин… Тока расставили, блин, тока сошлась ведомость.
Вася кругами ходит вокруг одиноко стоящего молчащего дизель-генератора, иногда буцая пустые бульки из-под бензина. Потом вздыхает и лезет наверх, обратно. А распогодилось, кстати, — температура пошла вверх, на градуснике было бы что-то около плюс восьми, если бы мы не потеряли градусник при переезде. Не, точно говорил комбат тогда на нараде: «Главное при переезде мотопехотной роты — протерять как можно меньше майна». Особенно облікового.
— Мартэн, — говорит Вася и легко выскакивает из ямы. — А ну, напомни мне, шо у нас по списанию майна.
— Доповідаю голосом через рот. На два обстріла я списал половину матрасов и остальные лопаты.
— Буржуйки?
— Мы сдали все. Числится «ноль».
— То есть, мы полностью на волонтерских?
— Да. Как и геники все волонтерские.
— Мля, шо бы мы делали без волонтеров?
— Не знаю, — пожимаю плечами я. — Воевали бы точно так же. Тока не под Докучаевском, а под Черкассами.
— А?
— Говорю, линия фронта гораздо западнее бы шла. Зато домой ездить ближе.
— Шутник.
— Но ведь правда же.
— Ну да, шо есть — то есть…
«Дорога», — шипит рация, и тут же из-за палатки с продуктами выныривают фигуры. О, вот и командиры, пешком поднялись, норм. А чего так много народу? Впереди комбат, за ним… о, Викторыч к нам опять в гости… И два мужика — высокий и толстый, а с ним маленький и бородатый. Тащат баулы, кряхтят, у бородатого даже каска нахлобучена. Автоматы стукаются друг об друга. Пополнение? Серьезно? Вот честно-честно?
— Вася, привет, — подполковник Сан Саныч Бакулин останавливается и тут же начинает покачиваться с пятки на носок. Ужасно привязчивая привычка.
Начштаба, майор Роман Викторович Позняк, молча протягивает руку. Я пожимаю и смотрю на двух мужиков. Точно, пополнение! Иессссс!
— Бажаю здоровля, — говорит Вася и поворачивается ко мне. — Мартин, а поставь чайник!
— Сей секунд, вашблагородие! — козыряю я. — Не извольте сумлеваться, оформим в лучшем виде! А то, может, пообедать? Борщ есть, прям-таки взрывной…
— Потом, — говорит комбат и кладет автомат на ящик возле кунга. Расстегивает ворот флиски. — Фуууу. Бегать пора начинать, к вам как залезешь — упаришься.
— Та мы тоже сначала дохли, а потом привыкли как-то.
— Вон как Роман Викторыч тоже, аки олененок, по камушкам заскакал и даже не вспотел.
— Да, я такой, — скромно говорит начштаба. — Ну шо,
— Зара поставлю. Викторыч, вы какими судьбами?
Мы отходим в сторону. За спиной Вася что-то говорит комбату, тот молча слушает, все так же покачиваясь.
— Веришь, Мартин… Скучно. Скучно. Сидишь там в штабе, сидишь. Бумажки, карты, наряды. Бумажки, карты, телега с Пивночи… А у вас тут — хорошо. Раздолье. Красота. Может, даже чаем угостят.
— Мы тут по кофе, в основном.
— Та да, та да, весь фейсбук уже засрал своим кофе, как не читаю, в каждом посту — сигареты, кофе, война. Война, кофе, сигареты. Джим Джармуш в милитари.
— А шо за пацаны? — я киваю на пацанов. Пацаны, кстати, опытные — ни секунды зря не стояли, тут же нашли место посуше, кинули лахи, улеглись сверху, на животы сложили автоматы и закурили.
— Тю. Это ж КолиКоли особовый склад. Минометка.
— Это которые в А… стоят?
— Да. Вчера туда поехали… Разлагаются господа военнослужащие в меру сил. К обов’язкам військовослужбовців относятся халатно. Мы их решили вам на террикон подарить. В целях перевоспитания.
— Прям не опорник, а какая-то колония для малолетних, — обижаюсь я.
Чайник пыхтит, наливаясь теплотой, и Викторыч подносит к нему руки. Синие язычки пламени облизывают подкопченный бок как-то очень… по-домашнему?
— Та не гундось, Мартин. Смотри… они к вам на неделю, может на две. Тока им этого не говори, бо они думают, шо навсегда.
— Ото они такие печальные.
— Ну да, ну да… Так, мне послабше, послабше калатай, я и так на кофе сижу, як тот нарик. Не-не, тока не сгущенку. Я ее еще до войны объелся. Все, давай.
— Так не заварился еще.
— Да похеру. Ну шо, рассказывай, как обгонял, как подрезал, как вы умудрились сепарам хорошую, почти новую «бэху» спортить…
Лейтенант Николай Николаевич, в сорок первом батальоне надежно называвшийся «КоляКоля», был высоким, здоровым и стеснительным. Минометный взвод, которым он командовал, не менее надежно стоял в А. и, в принципе, с охраной трех «Васильков» при двух «ГАЗ-66» справлялся и без бдительного присутствия целого лейтенанта. Поэтому КоляКоля выполнял в штабе функции «…и отправим с ними нормального офицера», а его минометка, войдя в преступный сговор с танковым батальоном «семьдесятдвойки», троллила ОБСЕ.
Танки бригады стояли там же, в А., и вид имели унылый и пыльный. В первой половине весеннего дня возле шлагбаума, перегораживающего разбитую желтую грунтовку, появлялся чистенький белый крузак ОБСЕ, из которого вылезали представители миссии в красивых бронежилетах и зачем-то в касках. В касках было жарко.
Військовослужбовець, охраняющий шлагбаум (вероятно — чтобы не сперли), разыгрывал с ОБСЕшниками одну и ту же сцену: сначала делал вид, что не понимает, о чем речь, потом долго и нудно рожал в рацию доповідь, и в конце концов поднимал жердь, обляпанную красной краской. Джип проезжал пятьдесят метров, останавливался возле обсыпающейся стены, огораживающей какое-то АТП, и представители самой глазастой в мире миссии шли смотреть танки.