Пехота-2. Збройники

Брест Мартин

Возле танков было пусто. Здоровенные машины, заснувшие навсегда тридцатитонные мастодонты, стояли в пыли, на самом крайнем лениво ковырялся механ, а под танком курило два вояки в том самом непередаваемом камуфляже «холст, масло, грязь». Не менее пыльные танковые пушки, казалось, даже теоретически не могли выстрелить, не то что попасть. Пыль, запустение, тоска. Танки не двигались уже черт знает сколько времени — и на дворе, и на дороге не было и следа гусениц. ОБСЕшники обходили боевые машины, с умным видом осматривали пыльные башни, что-то отмечали в своих листиках. Потом появлялся

кто-то из офицеров, и разыгрывался следующий этап абсурдного театра «у вас война, но танки не участвуют». В результате невнятных переговоров, еще раз пересчитав танки, ОБСЕшники уезжали обедать в шашлычную на трассе возле Волновахи, офицер с рассеянным видом пинал рыжим «таланом» гусянку и шел к себе, и танки продолжали припадать пылью дальше. Всё, никто никуда не ездит и ни по ком не стреляет.

Вечером офицер появлялся снова, такой же рассеянный и с сигаретой. Только уже одетый «по-военному». Он молча кивал куда-то в темноту. Через пять минут раненым носорогом ревели два двигателя, черный выхлоп окутывал бетонные своды, и два танка через исчезнувшую секцию проволочного забора уходили на восток — прикрывать нас, пехоту.

Утром спектакль повторялся снова: грунтовка, джип, каски, шлагбаум, скука, камуфляж. Все танки стояли на местах, так же припавшие пылью, холодные и печальные. БК стоял нетронутым, к пушкам присматривались пауки. Пыль, запустение, тоска.

Никто не знал, как они это делают. Хотя нам и не было важно «как», главное — каждый выполнял свою работу. Мы смотрели в теплаки, бегали от мин и сидели на линии, а танки… Танки просто стреляли через нас, ровняя промзону Докучаевска и пытаясь нащупать разведанные с «крыльев» и «квадриков» отмеченные цели.

А ОБСЕ продолжало обедать в шашлычной на трассе.

После обеда

— Рота, ставай, — бурчит ротный.

— Изя, поставь чайник! — подхватываю я. — Должно же здесь хоть что-нибудь стоять!

— Слушь, харэ петросянить, иди собирай народ.

— Слухаюсь, — говорю я и замечаю Президента, стоящего возле «Чарли». — Серьоженькааааа! А хде Кирпич?

— Хдє-то у армії, — с достоинством отвечает Президент и отворачивается.

— Совсем Гарант страх потерял, — жалуюсь я Васе. — Прошу дозволу звернутися до комбата з рапортом про достроковий дємбєль цього недоліка. Ввіду крайнєго разложенія особового складу.

— На шо разлагается? — спрашивает подошедший начштаба.

— На составляющие. Или вот Роману Викторовичу подарим в штаб. Для опытов.

— Он рисовать умеет? — оживляется Викторыч. — В картах шарит?

— Не. Он стрелять умеет. Стреляет, кстати, хорошо и почти из всего, серьезно.

— Та стрелять нормально у меня полбатальона умеет, — печально говорит Викторыч. — Мне бы шоб рисовать умел…

— Мартин умеет, — мстительно произносит ротный. — Особенно голых женщин.

— Мартин мне не нужен, — все также печалится НШ. — Голых женщин я и сам умею…

Рота, обычно лениво стягивающаяся в течение невыносимых пяти минут, в этот раз даже пытается принять подобие строя. Безуспешно. Я со всеми становлюсь в толпу, Вася

с комбатом и Викторычем перед строем терпеливо ждут, пока господа пехотинцы соизволят. Рота стоит, и вышедшее солнце продолжает сушить грязь, дрова и вытащенные разноцветные спальники. В руках комбата белый пакет, сразу вызывающий наше чрезмерное внимание. С краю нашей толпы мнутся двое новеньких — они в броне и с автоматами, остальные — в чем попало.

— Мартіііін, — пихает меня Ярик и тихонько, как ему кажется, начинает выпытывать: — А шо у Санича у пакеті?

— Медали, не зайобуй.

— Нафіга?

— За беху.

— Ага. Ордєн Сутулого. Смотрі, шоб звіздюлєй не далі.

— За шо?

— А я знаю? Найдуть.

— Не веришь ты, Аричек, в наше командование. Зрадофилишь малехо?

Я борюсь с желанием закурить. Как-то осенью на построении батальона попробовал — комбату чего-то не понравилось.

— У комбата вірю, та комбат же ж не рішає.

— Шо це он «не рішає»? Отпуск твой — он решает, УБД — тоже от него. Шо тебе еще надо? Медаль? Зарпла… Грошове забезпечення? Дембель?

— Там пляха, — авторитетно заявляет Ваханыч.

— Ага. Две.

— Не, — вмешивается Мастер, — не похоже.

— Специалисты, мля. Широкого профиля.

— Шо-то длинное. И легкое, бач, ручки не смялись?

— Тихо.

— Може, грамоты…

— Смотанные в рулончик?

— Та тихо, мля!

Рота затихает. Механ сует в рот сигарету, Вася показывает кулак, и сигарета исчезает в недрах необъятных штанов. Викторыч ухмыляется.

— Так, — начинает СанСаныч. — Начем с главного. Кто стрелял в «бэху»?

— Федя-Скорпион, — начинает перечислять Вася, — Психолог заряжал…

— … Мартин в фейсбуке пост писал… — добавляет начштаба.

Все смеются.

— Пост пресс-служба «семьдесятдвойки» написала, — кричу я через гомон. — Там про наш батальон ни слова, между прочим!

— Технически это верно, бо вторая рота откомандирована в распоряжение первого бата «семьдесятдвойки», — отвечает Викторыч.

— Технически могли бы и упомянуть, — ворчит Вася.

— Славы не хватает? — оборачивается НШ.

— Мне — хватает. Но стрелял не я, а пацаны.

— Так, тихо. Тихо! — повышает голос комбат и закашливается. — От меня все бумажки оформлены и поданы.

— На шо? — тут же вклинивается Вася.

— На награды.

— Серьезно? За «бэху» орден теперь дают? Тогда в четырнадцатом пацанам надо было ведрами…

— Орден… Тихо! — уже бурчит комбат. Гомон стихает. — За уничтожение БМП противника положена премия в размере… в размере… мля…

— Сорок две штуки, — подсказывает начштаба.

— … сорок две штуки… Скооолько?.. Херрасе… Алэ! Документы я сегодня завез, но бабло чи будет, чи нет. Тут от «семьдесятдвойки» больше зависит. От себя — маленький презент, — комбат протягивает пакет.

— Грамота?

— УБД с «золотым номером»?

— Отпуск?

— Два отпуска, ага, конечно.

— Пляха! — вопит Ваханыч.

— … щука! — заканчивает СанСаныч.

Роты замолкает. Щука, вяленая, завернутая в газету «Народная Армия», сурово скалится из пакета.