Пехота
Шрифт:
— Оту палатку укропов видишь?
— Вижу.
— Да-вай.
Бах. Бах.
День четвертый
А войны не было. Они пофырчали моторами часа полтора, попугали нас — и все. Мы прождали их до половины первого, получили свою ежевечернюю порцию мин, плюнули, покурили, ковтнули по пятьдесят и пошли спать. Я с важным видом объяснял всем, что это потому, что такой вот умный и решительный я привез новую «дашку» и бэка, и вообще, где бы вы без меня
Восемь утра.
Я озябшими пальцами расстегиваю спальник, вбиваю ноги во влажные комки желтой грязи, когда-то бывшие рыжими Таланами и, не зашнуровывая, плетусь к выходу. Пинок, незапертая дверка открывается в мокрое грязное безумие. Грязь. Везде и постоянно — грязь. Нестрашно, если смотреть изнутри кунга, и мерзко во всех остальных случаях.
— Ну, шо там?
— Донбасс.
— Аааа мля. А, ну это… перезагрузись. Попробуй еще раз.
— Ща. Ресет, бля. — Я закрываю дверь в кунг и снова распахиваю ее. — Не помогло.
— Бляаааа…
— Грязь ждет нас, Люк Скайуокер.
— Ох… Зачем ты мне это сказал?
— Доброе утро, о мой героический сокамерник. Ты все еще в армии, и я безумно рад говорить тебе это каждое утро.
— Тебя когда-нибудь сожгут за твой длинный язык.
— Судьба бережет меня для гильотины.
— Судьба бережет тебя для жертвоприношения на терриконе во славу преподобного комбата.
— Не поминай всуе. А то приедет…
Накаркал.
Спустя полчаса.
— Танцорчик, ты шо? А где флаг? — Славян стоял возле кунга, покачиваясь с пятки на носок, и с интересом рассматривал нашу обитель.
— Еще не поставили. Сделаем, сегодня, — смущенно сказал Вася и оглянулся.
Військовослужбовці, призвані за мобілізацією, при виде поднимающегося по нашей Мейн-стрит комбатского джипа, все как один произвели операцию, в солдатской среде носящую название «начальник приїхав». По-человечески говоря — они так быстро и талантливо рассосались в окружающем пейзаже, что я аж залюбовался. Я не свалил — мне было интересно. Приезжающий комбат, к которому мы прикомандированы, должен рассказать что-то интересное, а я до интересного страсть какой любознательный.
— Бігом зроби, бо так же ж нельзя. Так, шо у тебя тут? Шо надо?
— Бревна, триста штук. Скобы, шестьсот. Гвозди. Пленка. Доски. Всего и побольше, — тут же сказал командир. — И воды технической. И хлеба.
— Так. Вода завтра, хлеб сегодня. Больше нема них.я. Но я тебе все равно помогу. Вот ты сопротивляешься — а я тебе помогу, — Славян уткнул палец в живот Васе, — я тебе помощника дам. Скоро. Вот прям сегодня.
— Какого? — недоуменно спросил ошеломленный напором Вася.
— Увидишь, — ответил Славян и сел в машину. — Все, давай. Жди. Срака Новороссии.
Машина
— Николаич, — окликнул я Васю, — или жрем сейчас, или никогда.
— Какие великие слова, — восхитился командир, — надо их запомнить. Прям твой девиз.
— Еще одно слово, и тебя каждый день будет ждать хлеб и вода, — ответил я. — И сгущенка.
— Ладно-ладно, — тут же ответил Вася. — Не бурчи. Могу картошку почистить.
— Моги.
— И могу.
— И моги.
Спустя полчаса.
… Когда картошка была почти готова, позвонил Викторыч, начштаба сорок первого, и сказал, что к вечеру приедет. И привезет нам помощника. Мы переглянулись. Прямо день посещений и помощников. Хоть бы никто из высоких штабов не приехал. Чур меня, чур. Приходится браться за рацию и собирать всех. По открытому каналу, да и по закрытому тоже, отбъявлять о приезде гостей нельзя. Ну, разве что вам очень хочется, чтобы эти гости до позиции не доехали…
Фиуууу… Бух!
Все пригибаются, один я, как идиот, стою и смотрю на вспухшее облако, примерно в середине склона между местом второго блиндажа и вершиной. Ухтышка. Птур прошел над дорогой и ударил в насыпь. И тишина. Мы заскакиваем за небольшой земляной вал, я поскальзываюсь и бухаюсь задницей прямо в грязную лужу. Боже, спаси и сохрани того, кто придумал софтшел.
— Второй будет, не? — Вася хлопает себя по карманам в поисках сигарет.
— Риторический вопрос.
На дорогу неторопливо выползают Хьюстон и Ляшко. Ляшко идет впереди, выглядывая проволоку, а за ним Хьюстон тащит одну из двух наших АСТ. Дошагав до середины дороги, ровно под траекторией пролетевшей ракеты, Ляшко решительным жестом указывает Хьюстону на землю. Хьюстон раскладывает АСТ, раздвигает деревянную треногу, аккуратно ставит ее на щебенку и отходит. Ляшко приникает к окулярам, мы молчим, затаив дыхание. Через минуту Коля разгибается, промаргивается и машет нам рукой.
— Ну, шо, Ляшко? Дембель виден? — кричит Вася и поднимается.
— Видно то, шо птура більше нема. А про дємбєль ще нєясно, — мудро отвечает Ляшко и отходит, давая возможность Хьюстону собрать стереотрубу.
— А если бы они въ.бали? — уже тише спрашивает ротный.
— Так птур мєдлєнно літить, ми би з`їбались, — отвечает Ляшко и с недоумением смотрит на командира.
Вася машет рукой. Я ойкаю и бегу спасать картошку. Командир объявляет о приезде начштаба и идет за мной.
— Хлеба возьми! — кричу я.
— Та нема ж хлеба! Славян же обещал привезти, — отвечает Вася.