Пехота
Шрифт:
— Там украинским по белому написано, шо через такого недоліка, як замдиректора першого взводу другої мотопіхотної роти сорок першого оемпебе некоего Сирожи з погонялом «Зе Мистер Президент», имиджу Збройних Сил нанесен непоправимый ущерб. Люди смотрят на тебя и понимают… — я задумался на секунду, потом решительно взял зубную пасту Танцора. А чо. Может у меня своя закончилась. Месяца три назад. — … И понимают, что ты либо хворий, либо сержант.
— Чего это я хворий? — Сережа полез в кунг за чайником, пытаясь переступить через баллон.
— Потому что нормальна людина в армию не пойдет. Шо тебе подфале не шиделошь, военкомму
Больно, мля. Да, подрастерял зубки в ато, хрен его знает, сколько потрачу на гражданке на ремонт. Если вернусь, конечно.
— Я доброволець, — Серега мерзко улыбнулся и уронил чайник.
Жестяной грохот даже меня заставил вздрогнуть, а Танцор вскинулся на койке и схватился зачем-то за лежавший под подушкой пистолет.
— Все, кончай его, кофемана хренова, — я махнул в воздухе зубной щеткой и повернулся к Президенту: — Капец тебе, недоліку, ща тебя Николаич грохнет из своей карманной гаубицы, а Шматко на тачке отвезет вниз и сбросит в карьер. Отак злочинна влада знищує добровольців. Валар моргулис, сонечко.
— Це як переводиться? — Сережа поставил чайник на газовый баллон.
— Це переводиться «Вам усім п.зда», — хрипло проворчал ротный и почти свалился с койки. — Каждое утро — одно и тоже. Шоб вас усіх сєпари забодали. Кофе и на меня роби. И в наряд вы вже опаздываете, воины, мля, невероятные. Мартииииин! Давай уже сигарету…
— Красиво оделись, — ротный осмотрел наше воинство, в силах тяжких приползшее к «форду» и закидывающее шмотки в кузов, — наче на війну.
В означенном кузове здоровенной машины стоял красный генератор, отчаянно воняющий бензином, несколько булек с запасом топлива, рюкзаки, коробки с квадрокоптерами, спальники, пыльная запаска и масксетка, которой мы наивно решили маскировать машину уже там, в новой посадке.
Жаркий день разгорался, я поглядывал на любимые белые кроссовки и лениво размышлял, не слишком ли палевно будет их обуть. Нервничающий Николаич имел мозги Механу Васюму, надевшему вместо пиксельной куртки любимый вусмерть угвазданный свитер родом из девяностых, тот, который был у каждого, с ужасающими геометрическими рисунками. Президент курил, опершись о грязный борт, имел вид скучающе-утомленный. Рядом с ним стоял Прапор и рассказывал ему прямо в ухо, какой Сережа плохой друг, как он бросил боевого товарища погибать от скуки на терриконе и как сам Прапор ему за это коварно отомстит. Скука на терриконе характеризовалась стуком дашки со стороны Кандагара, неожиданно хорошо слышимой в донбасском воздухе, изредка разбавляемом хлопками вогов. Было… Было, как обычно. Только мандражило что-то. Я ткнул кулаком медрюкзак, опять в уме посчитал объем физухи, количество турникетов, тампонады и ножницы. Разделил на предполагаемое количество человек, которые удостоились великой чести участвовать в захвате посадки под Новоласпой, и опечалился.
Ротный отстал от Васюма, придал ему направление на блиндаж для переодевания в камуфляжку и подошел ко мне.
— Ты за рулем, — сказал Танцор и вытащил у меня из кармана свою пачку Мальборо, — є цікава новина.
— Жги, военный, не томи. Как и подобает укроповскому воину, я с честью приму все удары судьбы, кроме отмены отпуска.
— Комбат звонил. Второй бат дает МТЛБ.
— С механом? — тут же спросил я.
Президент развернул к нам правое, не занятое Прапором ухо, и вовсю начал прислушиваться.
— Конечно, с механом.
— Я и машину с трудом вожу. Мне-то нахрена? Васюм умеет, — я мотнул головой в сторону блиндажа, откуда вылетали вперемешку шмотки и ключи — механ искал пиксельную куртку. Ща не найдет и сопрет у Галы, к бабке не ходи.
— С механом, — повторил Николаич, — будет у нас бронированный медэвак. Классно?
— Не классно. Я с Юлькой Евдокимовой общался и в курсе про эту металебу. Небэгэ..
— Совсем? — прищурился Танцор.
— Совсем, — опять мотнул головой я и повторил: — Небэгэ.
БГ — это такой специальный военный термин, касающийся всей номенклатуры военной бронетехники. Я его впервые услышал в декабре пятнадцатого, когда ударили первые заморозки и не завелась наша единственная бэха-копейка. Услышал я его ровно за шесть секунд до того, как комбат развесил мощных военных звиздюлин на батальонной нараде за то, что вверенная техника — неБоеГотова. То, что отхватили все командиры рот, ни капли не утешало, бо эта бэха была нашим единственным призрачным шансом оказать не только внятное сопротивление, «ежели попрут», но еще и осуществить эвакуацию раненых, которые неизбежно появятся в результате виконання бойового наказу про утримання позицій. Или убитых — мы старательно о них не говорили, но предполагали, само собой.
Трубка лопнула, тосол вытек, прицел не работал, аккум сел — все случаи, когда боевая машина не могла самостоятельно заводиться, ехать, более-менее прицельно стрелять, все назывались емким и иногда страшным выражением «техніка небоєготова». Или — небэгэ. Ты можешь быть любым командиром — пьяницей, затянутым уставником, рубахой-парнем, демократичным менеджером или зверским сатрапом, но твоя техника всегда должна быть боеготова.
— Побачим, все равно сейчас заедем за ней, — сказал ротный и выкинул наполовину скуренную сигарету на смесь глины и крупной щебенки, составлявшей основное дорожное покрытие нашей дороги-на-террикон, спускавшейся с позиции четко на восток и простреливаемой сепарами на протяжении всех пятисот метров. Проволочки их птуров иногда путались под ногами, и мы старательно скручивали их, пытаясь не намотать на колеса машин.
— Та не выкидывай ты. У меня в машине можно курить, — мстительно сказал я и закинул свой РПК на гору вещей. — Президент, ты планшет взял?
— Узяв, узяв, не зайобуй, — отозвался Серега. — Он обошел машину сзади и неожиданно ловко вскарабкался на гору шмоток в кузове. Уселся, нацепил на нос понтовые тактические очки и требовательно постучал рукой в перчатке по кабине: — Погнали вже, харе тупити.
— В бошку себе постучи, пассажир, — тут же отозвался я. — Кєпочку свою тримай, гроза «жигулей».
— Не треба заздрити. От був би ти реально воєнний, а не діловод хєров, тоді би їб@в мені мозги. Поїхали.
— Васюууууум! — дружно заорали мы с командиром.
По узкой глиняной тропинке бежал Механ в новеньком кителе с болтающейся биркой, за ним гнался Гала, размахивая руками, и громко обещал всяческие кары подлому похитителю речового майна. Лицо Васюма было бесстрастным, воздух мощно надувал его прокуренные легкие, руки двигались свободно, нульцевые рыжие таланы легко касались неровной земли Донбасса. Ах, как он бежал… Гала остановился, махнул рукой и выругался. Мы заржали и полезли в кабину. Прапор помахал рукой и отошел от «форда». Сверху опять раздался требовательный стук.