Пеликан
Шрифт:
— Где оставлять? — поинтересовался Тудман, грациозно вытащив из воды удочку, чтобы насадить новую приманку.
— Я должен класть их под одну из тех высоковольтных мачт на холмах.
— Ловко придумано, — заметил Тудман. — Пустынное место. Знаю, это к северу от горной станции.
— Точно. Конечно, он умен. И все же это подло.
— Может, ему очень нужны деньги, — предположил Тудман.
— И что? Пусть заработает. Мне тоже приходится трудиться.
«Развозить почту, — подумал Йосип, — не такой уж великий труд».
— Люди делают друг другу много добра, — сказал он вслух, —
— Конечно, помню.
— Она тоже погрязла в проблемах. У нее золотое сердце, и люди часто этим пользуются. А теперь она в долгах. Золотое сердце или нет, но если выход не найдется, она намекает, как бы это сказать…
Тудман молчал несколько минут.
— На что? — не выдержал Андрей.
— Спрашивает, насколько для меня важно, чтобы жена никогда не узнала о нашей связи. Ей понятно, что я никогда не оставлю жену из-за своей репутации и нашей дочери, но она мне все-таки подарила лучшие годы своей жизни, ничего не требуя взамен. Я должен понимать, что и она, как любая женщина, имеет права.
— Лучшие годы? — возмутился Андрей. — Мне казалось, она не очень-то молода?
Тудмана его слова явно задели.
— Яна красивая и молодая, внутри и снаружи, — отрезал он. — Могу только надеяться, что и ты однажды встретишь такую любовь.
— Да, я тоже надеюсь, — любезно согласился Андрей.
— Знаешь, если женщина действительно тебя ценит… Знал бы ты, что она для меня делает. Нет ничего превыше истинной любви.
«Так-то оно, может, и так, — думал Андрей, — но, по-моему, она держит тебя за яйца».
Свет от карбидных ламп проникал в самые глубины, но Андрей не видел ничего, кроме ярких отсветов на поверхности. А если подводный световой конус и привлекал рыб, то они не прилагали никаких усилий, чтобы клевать. Возможность поговорить с Тудманом по душам упускать нельзя, поэтому Андрей решил рискнуть.
— А с женой… Когда ты женился, это тоже была настоящая любовь?
Тудман не спешил с ответом, навешивая на удочки новую наживку.
— И да и нет, — нашелся он в конце концов. — Война прошла. Всем, кто ее пережил, хотелось жениться или выйти замуж, построить дом, иметь собственную семью. Думаю, я был в нее влюблен. Ты же знаешь поговорку: первая женщина в твоей жизни проделывает дыру в сердце, а все остальные через нее проскальзывают… Мы ведь только однажды бываем молоды.
«Надеюсь, еще не слишком поздно, — подумал Андрей. — Я ведь ни разу не влюблялся».
— Но на ее месте могла оказаться другая девушка, — продолжал Тудман. — Ее сестра, например. Многое из того, что мы делаем, зависит от обстоятельств.
— Хочешь сказать, мы просто плывем по течению? — уточнил Андрей.
— Думаю, к этому все и сводится, — ответил Тудман серьезно. — Пока не встретишь большую любовь, вот как я.
На секунду Андрею показалось, что у него клюет, но момент был упущен. Полчетвертого — еще час или около того, и взойдет солнце. Небо над Велебитом уже посветлело, а тьма вокруг них сгустилась еще сильнее.
Внезапно Андрей заметил двойные, а потом и тройные ряды светящихся точек, двигавшихся то вверх, то вниз.
— Йосип, — прошептал он, — смотри… Что это? Это опасно?
Ярко-желтые пятна света словно пытались окружить лодку.
Йосип не ответил, но сдвинулся на другую сторону скамейки — шлюпка накренилась, и световые круги переместились вдаль в направлении странного, угрожающего явления.
— Пеликаны, — пояснил он.
Десятки птиц, и все изучали их лодку. Сейчас, когда на них падал свет, пеликаны напоминали Андрею трибунал дрейфующих инквизиторов. Большинство прижало клювы к груди, превратив огромные горловые мешки в судейские жабо. Остальные задрали головы, поэтому горловые мешки повисли, и на фоне яркого света отчетливо вырисовывались массивные клювы с острыми крюками. Птицы приподняли крылья, готовые в любую секунду взлететь.
— Омерзительные твари, — признался Андрей.
— Это еще почему? — не понял Йосип и придвинулся к своей удочке — свет тут же вернулся в первоначальное положение, а птицы погрузились в темноту — блестел лишь покачивающийся ряд глаз-бусинок.
— Красивые птицы. Часто ночуют в этой бухте. Знаешь, что они символизируют в христианстве?
— Нет, — признался Андрей.
— Жертвенность и воскресение. В древности считалось, что они кормят птенцов кровью из собственной груди. На самом деле пеликаны, конечно, питаются рыбой из горлового мешка… Поэтому они стали символом донорства, оттуда я эту историю и знаю.
— Я был донором, — сказал Андрей.
— Правда? Значит, ты тоже немного пеликан…
— Только потому, что за это платили.
— Да, для меня деньги тоже бывали важны, — согласился Йосип. — Дело это, конечно, хорошее. Без переливания крови ты не выжил бы в той аварии.
— Я бы без тебя не выжил. И дурацкие пеликаны тут ни при чем. Они мне все равно кажутся отвратительными.
Йосип поймал заблудшую рыбку, не больше ладони, которую снял с крючка и тут же выбросил обратно.
— Шмитц еще что-нибудь рассказывал? — поинтересовался он через какое-то время.
— О чем?
— Расскажи он, ты бы точно знал… Я несправедливо с ним обошелся. Обвинил его кое в чем, а потом оказалось, что это не он. Очень обидно, что приходится извиняться перед таким мерзавцем. Жаль так о нем говорить, я знаю, что вы приятели.
— Ну как приятели… — ушел от ответа Андрей. — Он всегда ради меня старается, это правда. Я и сам не знаю почему.
— Не знаешь? — злобно переспросил Йосип. — Тогда я тебе расскажу. Во-первых, он надеется завербовать тебя в усташи. Во-вторых, он гомосексуал.
Андрей ничего не ответил. Из-за последнего замечания он вдруг почувствовал, будто его самого задели за живое.
— А что за проблемы у тебя были со Шмитцем? В чем ты его подозревал? — спросил он наконец, но Йосип покачал головой, не желая отвечать на этот вопрос.
— Нам не обязательно обсуждать все, мой мальчик.
«Вот и он уже говорит „мой мальчик“, как Шмитц, — подумал Андрей. — Кажется, они не воспринимают меня всерьез».
— Конечно, мы можем и не разговаривать, — уязвленно заметил он. — Хотя делать все равно больше нечего, потому что рыбалка, очевидно, не задалась.