Пеликан
Шрифт:
Йосип кивнул, встал и принялся доставать удочки.
— Ты прав. Мне жаль, что я тебя разочаровал. Давай возвращаться.
Лодка с двумя молчаливыми мужчинами на борту шла по серо-синей воде на восток. Висел густой белый туман, поэтому городок обозначился только в последний момент. Андрей помог Йосипу причалить, попрощались они без особых церемоний.
Йосип провожал взглядом неизменно гротескную фигуру почтальона, когда тот шел вдоль набережной домой, пока не исчез в тумане. Их общее дело успехом не увенчалось.
Дорогу
К тому же ничего не было слышно, казалось, все звуки в мире исчезли.
Когда он проходил мимо сербской православной церквушки, под ботинками затрещали осколки стекла — цветного стекла. Витражи были разбиты.
Улицей дальше оказалось, что магазинчик Костича тоже пострадал. Прилавки разгромлены, коробки и ящики растоптаны. Товар лежал на земле, по нему как будто проехали машины — тротуар покрывал ковер из раздавленных фруктов и овощей. Тыквы из автоматов расстреляли в кашу. Все стекла были выбиты, а на верхнем этаже, где жила семья, похоже, бушевал пожар — вокруг каждого окна чернел ореол.
Горан Костич вышел на улицу и с отсутствующим взглядом завязал впереди фартук. Он наклонился и стал собирать целые фрукты в маленький ящик.
— Подожди, я помогу, — предложил Йосип, поставив сумку на землю.
— Такие красивые фрукты, — жаловался Костич высоким голосом. — Взгляни на эти апельсины. Лучше испанских.
— Я помогу, — повторил Йосип и бросился составлять в ряд несколько уцелевших ящиков. — Семья жива?
— Да, да. Они все вместе залезли в кровать.
— Мне стыдно, Костич, что в нашей стране произошло такое. Оставь ты эту цветную капусту. Апельсины дороже.
Пока они спасали то, что еще можно было спасти, подъехал грузовик. В открытом кузове сидели вооруженные мужчины, и среди них Маркович.
— Просто продолжай, Костич, — прошептал Йосип. — Пока я здесь, они тебя не тронут.
— Плохая идея, Тудман! — выпалил Маркович.
— А я думал, что знаю тебя! — крикнул в ответ Йосип. — Но я не знал, что ты терроризируешь невинных людей.
— Сербов! Им тут больше не место.
— Ты идиот, — отрезал Йосип, держа на животе большую тыкву.
— Ничего подобного, — вмешался другой голос.
Дверь открылась, и вышел Марио.
— Марио? Ты что, совсем забыл о приличиях? А твоя жена знает, в чем ты участвуешь?
— О да, и она совершенно со мной согласна. Приличия оставим до лучших времен. Мы не хотим, чтобы сербы жили в нашем городе.
— Тыквы — это просто тыквы! — завопил Костич.
— Закрой рот, — зашипел Йосип и прокричал: — Кто еще с вами?
— Я, — отреагировал Шмитц и приблизился к открытой двери, чтобы Тудман мог лучше его разглядеть. На нем была белая рубашка и фиолетовый шерстяной жилет.
— И я тоже, господин Тудман, — неспешно
— Нет, — решил Йосип и прижал к себе тыкву так, будто это был ребенок. — Я выполняю свой гражданский долг и помогаю этому мужчине.
Йосип потерял работу. Уведомление об увольнении пришло заказной почтой, и Андрей присутствовал, когда он его открывал.
— Что будешь делать? — спросил почтальон.
— Без понятия, — вздохнул Йосип. — Есть пенсия, но совсем небольшая. И я не понимаю, как жить без фуникулера. Делал эту работу больше двадцати лет.
Андрей вообще-то не собирался заглядывать под бетонный блок на улице Зриньи, но не смог устоять. Он нашел деньги, плотно запакованные в целлофан. В тот момент ему показалось справедливым заставить Тудмана, державшегося в стороне от национальной борьбы, поучаствовать в ней хотя бы так.
Тудман наклонился и погладил Лайку по голове.
— Все будет хорошо, девочка, — пообещал он.
Андрей положил руки ему на спину. Возможно, это был последний раз, когда они с Тудманом находились в знакомом киоске нижней станции.
— Никого ведь нет, — посетовал Тудман. — Никого, кто мог бы меня заменить. Чтобы с техникой справился. Вот увидишь, фуникулер обречен.
— Тебе ведь хватит на жизнь? — поинтересовался Андрей.
— Посмотрим, — прикидывал Тудман. — Катарине вообще-то нужно в спецшколу. Особое образование, знаешь ли. А это дорого.
— Я мог бы одолжить тебе, — вдруг сказал Андрей.
— Хочешь дать мне в долг? — удивился Тудман.
— Что тут такого? Мы же друзья.
— Конечно. Но лучше подумай о собственном будущем. Кто знает, вдруг твоя работа на почте тоже под угрозой.
— Не думаю. Я на службе у югославского государства.
— Пока оно существует.
— Сопротивление бесполезно, Йосип, — строго сказал Андрей и стал маршировать туда сюда. — Ты мой друг, и мой долг — тебе помочь. Нам от этого никуда не деться.
В кармане его штанов лежала толстая пачка денег из-под бетонного блока, но опыт с меченой купюрой подсказывал, что лучше воздержаться от поспешных действий.
— Принесу тебе завтра четыре тысячи динаров, — сообщил он.
— Андрей, я не знаю, смогу ли тебе их когда-нибудь отдать…
— Ну, не сможешь, — успокоил его Андрей. — Даже если и так. Мы друзья.
— Да, мы друзья, — вздохнул Тудман и встал, чтобы обнять его.
— Если бы ты знал, как я это ценю… Спасибо тебе. — Андрей тоже обнял его, положив руки на широкую спину Тудмана; раньше он никогда так не делал. — Все будет хорошо. Вот увидишь, — прошептал он.