Пень
Шрифт:
ляет не спешить, просит подождать его, с удивлением огляды-
ваешься и видишь свое тело; о, как оно ослабло, стало грузным,
состарилось. Ах, как хочет душа ещё на 30, а тело может только
на 60. Вот он дуализм, в полном расцвете своего противоречия!
Вот она, драма, ее кульминация…
В прежние годы, когда
били друг друга и были всегда вместе, как два друга! Тело охотно
откликалось на все душевные порывы, участвовало во всех сом-
нительных авантюрах и рискованных приключениях, они были
заодно, они были соучастниками, единомышленниками и страс-
тными любителями жизни. Тело страдало, если душа пережива-
ла очередную безутешную горечь потери, оно металось и горело
огнем при новой вспышке безумной влюбленности; оно было
легко на подъем для нового честолюбивого восхождения на ка-
кую-нибудь макушку бытия.
Но постепенно, с годами, мое тело все больше охладевало
к неугомонным порывам души, к ее полетам, к ее вспышкам; оно
все больше тяготилось движением, все больше предпочитало
движению покой, спокойствие и незыблемость. Вялость и ле-
ность стали его символами. И тогда между друзьями пролегла
трещина, образовался разрыв, и в эту щель хлынуло отчужде-
ние, все больше ее раздвигая. Со временем отчуждение стало
заметно и превращалось порой в недовольство, и даже озлоб-
ление. Бывших друзей не стало; порывистая легкая душа и отя-
желевшее, ленивое, спокойное тело настолько отдалились друг
от друга, что стали даже враждовать и часто ссориться. Каждый
был недоволен и даже смеялся над привычками и страстями
другого.
Разрыв, дистанция и отчуждение становятся все больше,
и однажды достигнут своего предела, максимального удале-
ния, непреодолимого отчуждения. Отставание достигнет черты,
за которой отставать будет уже некому. Тела не станет. И тог-
да невесомая, порывистая душа, как птичка, сидевшая в тесной
клетке,
жде в юности, свои крылышки и устремится к новым сомни-
тельным приключениям, новым рискованным авантюрам, но-
вым пламенеющим влюбленностям. И, встретив однажды свою
родственную душу, снова зародится на земле новая юная душа
в юном теле…
И когда разрыв станет неизбежным, я попрощаюсь с тобой,
остановившееся в бегстве по жизни тело, теперь у тебя будет
бесконечно много блаженного покоя и доброго спокойствия;
я попрощаюсь с тобой, легкая душа, лети в свои дали, поднимай-
ся на сверкающие вершины, пусть тебя гонят ветры страстей,
манят авантюры и влюбленности, плачь и огорчайся, радуйся
и желай…
Я попрощаюсь с вами, мои дорогие…
Огонь
в большом камине в углу просторной гостиной неторопливо,
но уверенно разгорался огонь; в комнате свет был погашен
и она стояла в сумерках позднего вечера, но кухня была ярко
освещена и полна звуков и запахов; на плите стояла кастрюля,
в ней варился рис, на соседней сковородке под крышкой весело
шипело маринованное мясо. Хозяин дома, мужчина лет 40 с вы-
соким лбом и зачесанными назад волосами, оживленно двигал-
ся по кухне, ловко и умело шинковал на большой доске овощи
для салата. Он был высоким и крупным, его живот нависал над
брючным ремнем, но это, как ни странно, ему шло. Наконец, все
было готово, он улыбнулся своим мыслям, выключил плиту
и снял фартук. Войдя в гостиную, он налил себе в бокал красного
вина, выпил его с заметным удовольствием, подвинул высокое
большое кресло к камину, сел в него и поглядел на огонь.
– Сейчас ко мне должна придти одна женщина, – сказал он
весело и пригладил обеими руками назад длинные волосы, —