Пепел и пыль
Шрифт:
— А где Лиза? Ты позвал её?
— Она с Рэмом перебирает книги в библиотеке.
— Ох. Это ничем хорошим не кончится.
— Точно.
Бен подходит к стеллажам, хватает с подставки мачете и прокручивает его в руке. Затем смотрит на меня, будто приценивается, можно ли мне давать такое оружие. В итоге, он кладёт мачете на место и протягивает небольшой нож, лезвие которого напоминает ряд из острых редких зубов.
— Это всё, что ты можешь мне доверить? — уточняю я, разглядывая нож.
— Боюсь, что порежешься и забрызжешь кровью всё
Нина хмыкает. Когда я присаживаюсь на пол рядом с ней, она в дружеском жесте пихает меня локтем в бок.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что ничем хорошим общение Рэма и Лизы не кончится? — интересуюсь я, пока тема ещё свежа.
Нина откладывает свои ножи в сторону и показывает мне, чем и как нужно протирать лезвие. Для этого защитники используют обычные губки для мытья посуды, хлопковые тряпки и куски поролона, автополироль, хранящуюся в непрозрачных банках разной формы с самодельными наклейками, на которых круглым почерком написаны пометки: «Неабразивная», «Мелкоабразивная», «Абразивная», а также что-то, напоминающее масло.
— Они типа любят друг друга, — говорит Бен.
Он стоит к нам спиной, его лица я не вижу, но по тону сразу ясно, какое ко всему этому отношение у самого Бена.
— И это типа плохо? — уточняю я, вторя его интоннации.
— У родителей Рэма и Виолы есть небольшой «пунктик», — Нина делает кавычки пальцами, — по поводу отца Лизы.
— Что ты имеешь в виду?
— Он же оборотень, — Бен разворачивается. У него между пальцев зажаты маленькие ножички, каждый не больше обычного маркера. — Кажется, его зовут… Аниторий?
— Адаразус? — подключается Нина.
По улыбкам на их лицах понимаю, что они шутят.
— Амадеус, — предполагаю я. — Слышала, как сегодня Дмитрий разговаривал с кем-то по имени Амадеус по телефону.
— Он самый, — подтверждает Нина. — А родители Рэма из тех, кто считает чем-то вроде предательства перед самим смыслом существования стражей позволение другим видам заводить детей с человеком.
— Какая-то межвидовая дискриминация получается.
— Во-во. Лиза и Рэм встречались два месяца назад, но когда его родители прознали про её родителей — пришёл конец отношениям под стать Ромео и Джульетте.
— И теперь им приходится прикидываться просто приятелями, — говорит Бен. — Ну, и иногда прятаться в оранжерее, чтобы пообниматься.
— Я всё никак не пойму, почему из твоих уст это всегда звучит как оскорбление, — замечает Нина.
— Просто отношения для слабаков и девчонок, — Бен проводит кончиком одного из ножей по линии подбородка.
— Что-то не припоминаю, чтобы ты был сильно недоволен, когда встречался с Полиной.
Бен поджимает губы, будто сдерживается, чтобы не взболтнуть лишнего. Не знаю всей ситуации, и всё же считаю, что и самой Нине стоило секундой ранее промолчать.
— Кстати об оскорблениях, — я решаю сменить тему, пока не произошло чего плохого. — Почему вы больше ни с кем не общаетесь? Всё время только
— Не то, чтобы уж прям не любит, — протягивает Нина. — Скорее, завидуют. В оперкоманды попадают лучшие из лучших. Все остальные хотят быть с нами, но не могут, вот и злятся.
— Или хотят быть вами, — подыгрываю я.
— Или их просто бесят ваши рожи, — сообщает Бен уверенно. — Но не моя. Я красавчик.
Мы с Ниной переглядываемся. Возможно, причина того, что они с Полиной расстались, лежит на поверхности — просто потому, что Бен такой придурок?
— Что там Марк? — интересуется Нина. — Есть весточки?
— А давайте ему позвоним? — предлагает Бен.
Он шарит по полкам, пока не находит нарукавный компьютер. Бен в футболке, поэтому сразу цепляет компьютер на руку, щёлкает по кнопкам. Раздаётся одиночный писк, после него — монотонный непрекращающийся треск.
— Дамы, — вежливо произносит Бен, когда садится на пол и расталкивает нас бёдрами, размещаясь в центре. — Благодарю.
— Да уж как тебе откажешь, — отвечает Нина.
Я слежу за маленьким квадратным экранчиком. Похоже, треск является звуковым отображением помех.
Мы ждём. Я на автомате продолжаю натирать лезвие ножа. Наконец картинка перестаёт играть серыми полосами, и на экране появляется лицо Марка.
— Приве-е-ет! — кричит он.
— Ну как вы там? — интересуется Бен.
— Отлично! Вы представляете, тут сегодня праздник! И Доурина любезно разрешила нам остаться!
Марк уводит наладонник в сторону. Нас тут же ослепляет яркая вспышка, оказывающаяся огнём. Его эпицентр — высокая кривая скульптура, вокруг которой пляшут люди. Те, кто не пляшут, выпивают из высоких бутылок с широким горлом. Те, кто не выпивают, расположились на земле и покачиваются в ритме музыки, которую я никак не могу отнести ни к какому известному мне жанру.
Всё это происходит ни в лесу, ни в поле, а на краю какого-то обрыва, но я не вижу никакой воды, только грязно-розовое небо, покрытое дымкой редких облаков, и огромное небесное тело, напоминающее полную луну, с той разницей, что в том мире оно располагается ближе, отчего становится даже немного страшно; будто вот-вот столкнётся с землёй.
Но это хороший страх. Увидеть это того стоит.
— Очень красиво, — восхищённо произношу я.
— Это нужно видеть вживую, — произносит закадровый голос Марка.
— А что за праздник-то? — спрашивает Бен.
Наладонник дрожит. Картинка скачет, пока Марк выравнивает его.
— День рождения Лукаса, — за вновь появившемся Марком маячит Саша.
Он ерошит свои волосы, что-то стряхивая.
— И когда вы вернётесь? — интересуется Нина.
— Завтра утром. Но мы выяснили — Доурина знать не знала о том портале. Хотя, порядком забеспокоилась, потому что её дочь Шиго…
— Скажи ей, что она в порядке, — перебиваю я. — Мы нашли ей отличное место для ночлега.