Пепел жизни

Харос Рина

– Ты не она.

Хриплый раскатистый грохот пронесся по поляне. Существо затряслось, запрокинуло голову и, высунув язык, начало сбивать им деревья с корнем. Ведас, который стоял все это время в каком-то оцепенении, ринулся на помощь Алкесте, но она остановила его взмахом руки и указала в сторону Мулцибера, лежавшего без сознания недалеко от разъяренной твари. Я выкрикнула – стыд окутал мое нутро – ведомая гневом и местью, я совершенно забыла про демона, который все это время поддерживал мои силы.

Ведас, ловко лавируя, добрался до демона, подхватил его тело и скрылся во дворце.

Я сидела около дерева и наблюдала за тем, как Алкеста наговаривает заклинание и водит косой по воздуху, вырисовывая руны.

– Отец… Прекрати…

Голос Йенса прозвучал хрипло, безжизненно. Орк вскинул затуманенный от боли взгляд и шумно сглотнул – его рот был обезображен до такой степени, что я едва сдержала рвотные позывы.

Существо замерло и обернулось на Йенса. Плавно соскользнув в его сторону, оно материализовало человеческие руки и обхватило орка.

– Прости… мое… дитя…

– Ты помогал сыну вершить зло, чтобы возродиться, не так ли? Дух, призрак, которого не удалось заточить в Забвение, продолжает скитаться по материкам и искать жертвы. Твоя душа переродилась в демоне, что был на волоске от смерти, но истинная сущность не успокоится никогда. При помощи родного дитяти решил, что, совершая сделки на крови, сможешь напитать ослабленный дух магией, чтобы обрести материальное воплощение. У тебя это получалось, пока сатиры не перестали идти на самоубийство. И тогда те крохи, которые удалось собрать, использовал, чтобы их одурманить. Тело Йенса – твой сосуд, где ты вершил свои правосудия, истинность и правдивость, которые устанавливал сам. Скажи, кромсать душу собственного дитяти доставляет такое же удовольствие, как убийство, Бальтазар?

Слова Алкесты ранили, уничтожали, но не призрака демона, а меня. Тот, кому доверяла, кому верила, оказался сыном отступника, который позволял использовать свое тело как сосуд для убийств. Теперь стало понятно, откуда брались вспышки агрессии, кровавые руки, ночные прогулки… Йенс позволял духу отца вселяться в свое тело и убивать, напитываться магией.

– Но в тот вечер, когда напал на поселение сатиров, на что надеялся? Что той украденной магии будет достаточно? Ты слишком слаб, и все, на что хватает сил – это совершить сделку. Сестра должна была тебя убить, но пожалела, использовав лишь душу для перерождения демона, оставив неупокоенный дух блуждать по континентам.

– Все… не так…

– Замолчи, отец.

Йенс кашлянул – кусок плоти отвалился от лица, с противным чавкающим звуком упав на траву. Существо проследило за этим и заскулило, чтобы оказать безмолвную поддержку дитяти. Если бы Йенс рассказал, намекнул, мы бы нашли способ все исправить. Но сейчас… Сейчас это не имело никакого смысла, раз он так легко согласился на роль палача, будучи уверенным в том, что за это воздастся.

– Все твое нутро противоречиво. Даже после смерти ты, как таракан, находишь дыры, куда можно пролезть, отравляешь жизнь сына, уничтожаешь ни в чем не повинных сатиров. Ты – отступник, которого не должно быть на этих землях.

Алкеста вскинула руку и призвала золотую нить, которая стремглав окутала ее запястье. Она чуть подрагивала, искрилась, но не пыталась проситься прочь.

Существо замерло, поняв, что в руках у банши. Оно попыталось наброситься на нее, но все было тщетно – магические символы, активированные заклинанием, вспыхнули черным, не позволяя сущности подойти ближе. При каждом прикосновении тело Бальтазара вспыхивало огнем, оставляя глубокие рытвины.

Нить судьбы Бальтазара… Перерождение… Демон… Мулцибер…

– Нет! – выкрикнула я и, распахнув крылья, стрелой подлетела к Алкесте, пытаясь выхватить душу Бальтазара. Она ловко отшвырнула меня от себя и, изогнув бровь, молчаливо потребовала ответа.

– Эта душа – Мулцибера. Если ты ее уничтожишь, чтобы навсегда избавиться от Бальтазара, то умрет… умрет…

Я не могла позволить, чтобы Мулцибер погиб вот так, здесь, сейчас.

Алкеста посмотрела на меня, затем на нить судьбы, и кивнула самой себе.

– Тогда убей Йенса, чтобы заменить души. Демон будет жить, если ты пожертвуешь орком.

Я мотнула головой, чем вызвала смешок Высшей.

– Слабачка… Сестра была права, когда говорила, что ты не достойна и волоса на его голове.

Она развернулась и принялась разглаживать нить судьбы под яростные вопли Бальтазара, который пытался разрушить барьер и прорваться внутрь, чтобы спасти собственную душу. Его перестал интересовать истерзанный сын, которому осталось жить не более минуты, было все равно, что он умирает, что необходимо спасти дитя. Пока существо пыталось изничтожить Высшую, я, пытаясь не привлекать внимания, подползла на коленях к Йенсу, воссоздав вокруг себя щит, приподняла истерзанное лицо мужчины и встретилась с глазами, которые покидала жизнь. Больше не испытывала злости, гнева, лишь жалость, что нам так и не удалось поговорить и все решить. Он видел сомнение в моих глазах – его голова подрагивала, будто Йенс пытался кивнуть, мол, давай. Дыхание орка стало хриплым, тело подалось вперед.

– Сделай это, Касандра. Пусть эта жертва станет доказательством моей любви к тебе. Мы оба знаем, что мне осталось жить считаные минуты, так хоть спаси того, без кого не можешь жить.

Пять… четыре…

Я вскинула руку и пронзила тело Йенса, сжав сердце и вырвав его из груди.

Три, два…

Орк издал протяжный стон, его глаза закатились, а сам он обмяк, так и оставшись приколоченным белоснежными стрелами к дереву.

Один…

Поляна утонула в криках Бальтазара, которого кромсала и уничтожала Алкеста, перерубив косой его линию жизни. Золотистая стрела, медленно выползавшая из тела Йенса, устремилась ввысь и скрылась среди деревьев.

Я шумно выдохнула, но нестерпимая волна боли пронеслась по моему телу. Последнее, что видела перед тем, как провалиться в беспамятство, истерзанное лицо Йенса, глаза которого были прикрыты, а на губах застыла безжизненная улыбка.

Глава 51

Мулцибер

И вернется дар, однажды забытый.

– Хватит лениться, вставай! Жители ждут своего правителя! В конце-то концов, ты должен благословить детей Селестии и Михаэля! Живе-е-ей!