Пепел. Бездна. Часть 2
Шрифт:
– Нет, - я встаю и спешно направляюсь к выходу, на улице сыро и многолюдно. Почти у угла здания Энн догоняет меня, вот прилипла, так прилипла!
– Да, что тебе надо? Я поговорил с тобой уже, отвали!
– Я пойду рядом, ты такой милый.
– Да, уж, очень милый, нечего сказать, ты ко всем так клеишься?
– Нет, только к тем, кому есть, что рассказать.
– Мне нечего тебе рассказывать, иди, доедай свой салат! – я пытаюсь идти быстрее, но она не отстаёт.
– А я вижу, что ты лжёшь, ты так молод и так красив, но при этом ты странный, и ты страдаешь.
– Ты священник, хочешь отпустить мои грехи?
– Не вредничай, я же не мешаю тебе,
– Господи, тебе, что никто не говорил, что люди настоящие чудовища? А, вдруг, я маньяк и могу убить тебя? Что тогда?
– Тогда я умру!
– Ну, ты дура! Не в своём уме явно, я говорю, отстань от меня, у меня нет настроения знакомиться, с кем бы то ни было!
– Мы уже знакомы, забыл? Я знаю, что ты Эван, а я Энн.
– Хорошо, ты, что будешь так идти за мной до самого дома?
– Возможно, а возможно и нет, всё зависит от того, получу ли я то, что хочу.
– Да, ты совсем спятила? Ты даже не сказала, какого хрена тебе вообще надо? Поговорим, да поговорим, о чём мне с тобой разговаривать? О твоём балете, что ли? Мне это не интересно!
Дождь усилился, и уже отчётливо стучит по крышам и листве деревьев. Мы пробираемся сквозь толпу, спешащую по своим делам и на работу.
– Нет, я хочу говорить о тебе, хочу знать, что заставляет тебя быть таким хмурым?
– Плохая погода.
– Ну, прекрати, ты же не хочешь, чтобы я таскалась за тобой весь день?
– Она хватает меня за запястье, я морщусь от боли, чувствуя, как под повязкой раскрываются чуть подсохшие раны, и разворачивает к себе лицом, - Или хочешь? – её губы прикасаются к моим, я не успеваю понять, что происходит, как она уже обнимает и целует меня. Мне страшно, это не просто странная девушка, это сама смерть целует меня, кукольная смерть, заточённая в теле хрупкой балерины. Я отталкиваю её.
– Ты, что творишь?
– Просто поцелуй, многие были бы ему рады.
– Я не многие, отвали нахрен!
Она снова силой притягивает меня к себе, я не знаю, почему, но мне тяжело сопротивляться ей, обеими руками держит мои запястья и целует под проливным дождём. И весь мир вторит этому безумию, толпа обходит нас, я чувствую, как намокают от крови бинты, ещё чуть-чуть и она начнёт сочиться по пальцам из-под рукава куртки.
– Тебе больно? – шепчет Энн, глядя прямо в глаза, - Ты морщишься от боли, я вижу.
– У меня порезана рука, - я аккуратно освобождаю свои руки из её хватки. Левая уже вся в крови, она замечает это.
– Ты резал вены?
– Нет, просто баловство, не более.
Она аккуратно убирает, прилипшие к моему лицу волосы, вытирает большими пальцами мой потёкший макияж.
– Какой ты красивый, прямо, как это день, не бойся меня, я не отниму у тебя твою боль, она только твоя.
– Я не хочу ни о чём говорить…
– Я знаю, мы можем просто помолчать, - она снова целует меня, от неё пахнет чем-то тёплым и сладким, как запах горячего мёда и корицы, это запах мёртвой зимы, запах огня, неживой запах, но при этом манящий и дурманящий. И я падаю в эту бездну, забыв всё на свете. В этот момент только вспышки света заставляют меня хоть как-то реагировать на происходящее, в первом сполохе золотого света, я вижу её лицо, склонившееся надо мной в моём номере мотеля. Со следующим блеском, я вижу потолок, и грающие на нём тени и блики, и меня снова уносит куда-то, как в наркотическом дурмане. Это мандариновый цвет, цвет болезненно-сладкий. Мне кажется, ещё одна вспышка возвращает мой голос, по крайней мере, я начинаю его слышать, это мой стон. Мне хорошо? Наверное, ведь это мой голос или голос
40.
Я открываю глаза, мне кажется, свет причиняет мне боль, дышать трудно. Воздух холодный и сырой, окно открыто, между створками бьются мотыльки и комары. Сколько времени прошло? Рука до сих пор болит. Это был сон? В комнату льётся лунный свет, мягкий и мёртвый. Опираясь на локти, я приподнимаюсь на кровати. Она сидит на подоконнике, прикрытая только своими распущенными волосами.
– Ты долго спал, - её голос скользит по старой мебели, заставляя моль шевелиться в шкафах.
– Зато я наконец-то выспался, - я хочу встать, но у меня кружится голова, я не ел несколько дней.
– У тебя весь пол в ванной в запёкшейся крови.
Я невольно смотрю на руку, весь бинт пропитался насквозь и присох к ранам.
– Да, тут хреновый сервис, зато дёшево.
– Помогает?
– Что?
– Боль?
– Смотря от чего.
– От бездны?
– Мне да.
Она спрыгивает на пол и ложится рядом со мной, трогая пальцами кровавую корку на моих бинтах.
– Мне тоже, только чужая. Я отнимаю часть её и понимаю, что жива, хотя мне как-то слабо верится в это. Дышу, хожу, смеюсь, танцую… я ли это?
– Ты странная.
– Ты тоже, - Энн наклоняет голову, её глаза блестят при лунном свете, как два светлячка, - Кого ты потерял?
– Ты о чём?
– Я вижу тебя насквозь, как куколку шелкопряда, внутри тебя сидит нечто огромно-страшное. Кто же умер так неожиданно, породив это?
Тишина… такая же густая и едкая, как кровь.
– Я сам…
– Но, ты же здесь?…
– Это не я, это твоя грёбанная бабочка, которая вылезла из куколки, иногда я не знаю, кого ненавижу больше: всех тех, кто убил меня или себя самого?! – я закрываю глаза, чувствуя подступающую тошноту и холодный пот. Слабость… такая же необратимая, как пустота…
– Значит мы оба мертвецы, которые будут пить чужую жизнь, чтобы поддерживать иллюзию своей? – её руки тёплые, она гладит меня по щеке, я силюсь открыть глаза и посмотреть на неё.
– Что ты знаешь о смерти?
– Я знаю, как умирает надежда,…как отчаянны слёзы, когда ты знаешь, что уже ничего не будет, как прежде… всё изменилось, и все пошли вперёд, оставив тебя здесь, умирать, гнить,… ненавидеть…
– Чертовски точно, только я гнил на самом деле, разлагаясь в своём дорогом гробу день за днём, превращаясь в пепел. Я метался в отчаянии там, в безысходности и пустоте, я так хотел вернуться,… и вот я здесь, но будто ничего не изменилось,… я дышу, но не осознаю, сердце бьётся, но помнит лезвие ножа, по венам течёт кровь, но они холодны, будто меня вынули из могилы и сказали: «Иди!», и я пошёл, спотыкаясь и шатаясь. Я, мать его, зомби! И тот парень, чьё тело я сейчас использую, не виноват ни в чём, он просто рухнул с высоты и… умер…