Пепел. Хроники Риада
Шрифт:
Камни осыпались под ногами ХынСаа, медленно спускавшейся к роднику, ветер играл золотисто-каштановыми прядками, обрамлявшими её лицо, и складками скромного коричневого платья. Бивший между холмами ключ был местом паломничества многих девушек, приходивших сюда, чтобы набрать воды в кудалы – так ламарцы называть медные кувшины с тонкими изогнутыми ручками и высокими горлышками. Спуститься и набрать воды из родника было почти обрядом, ведь именно здесь незамужние девушки могли встретиться с юношами и знаками поведать о своей благосклонности: подать кудал попросившему воды было равнозначно согласию на брак.
ХынСаа остановилась,
Девушка вдохнула полной грудью свежий горный воздух, стремительно холодевший в сгущавшихся сумерках, и поспешила к роднику: она должна была вернуться затемно. Ненадёжные камни выскальзывали из-под ступней, но выросшая в этих местах ХынСаа без труда продвигалась вперёд. Ноги её сами ступали правильно и легко. Наконец, спустившись к ключу, она склонилась над влагой, журчавшей прохладой, и не удержалась от порыва глотнуть, зачерпнув воды, прежде чем набрать кудал. Вода здесь была невероятно-вкусной: чистая, студёная, она была слаще мёда и молока. Вытерев губы тыльной стороной ладони, ХынСаа замерла в предвкушении, заслышав знакомый цокот копыт, и привычным движением изящно опустила кудал в родник. Вода хлынула в горлышко, и девушка сдержанно улыбнулась, услышав традиционное:
– Да принесёт благо этот вечер, ХынСаа!
Приподняв наполнившийся кудал, ХынСаа грациозно поднялась на ноги и подарила юноше робкий, светившийся чисто девичьим смущением взгляд, тотчас спрятанный взмахом ресниц.
– Счастлив твой приход, Дотт, – тихо вернула она приветствие.
Дотт был тем мальчишкой, что нашёл её у реки в памятный вечер, оставшийся в сознании ужасом, подаренным багровым взглядом, и растерянностью той, у которой не было ни единого ответа на свои вопросы. Искреннее желание поддержать и сочувствие Дотта вскоре переросли в крепкую детскую дружбу; дети вместе пасли овец, бегали по горным тропкам в поисках отбившихся от стада коров, собирали цветы и играли в незатейливые игры. И лишь после обряда, когда юноша по давней традиции племени доказал своё право называться мужчиной, показав умение владеть оружием и прекрасно держаться в седле, его встречи с ХынСаа стали редкими и зачастую тайными: строгие законы ламарцев не допускали ни прикосновений, ни даже долгих взглядов друг на друга. Девушка и сама стала замечать, что их дружба переросла в нечто большее; выросшая в этом племени, она давно научилась мыслить, как ламарцы. Была только мудрее многих сверстников.
Осторожно подъехав на коне, Дотт не сказал ни слова, протянул руку, и ХынСаа, не поднимая взгляда, молча подала кудал. Она позволила себе искреннюю улыбку, услышав, какими жадными глотками юноша начал пить воду. Её немало радовало то, что её связывают с будущим мужем не только традиции горного племени, но и давняя дружба.
– Будь любима всеми жаждущими, – сорвалось с губ Дотта воспитанное традициями пожелание. Девушка приняла кудал, и он, оглядевшись, заметил: – Темнеет…
ХынСаа кивнула, и юноша спросил с надеждой:
– А завтра придёшь?
Она снова искренне улыбнулась и, выждав несколько мгновений, вновь закивала.
– Передавай приветствие родителям, – попросил Дотт.
– Здоровья твоему отцу, – отозвалась ХынСаа и легкой поступью поспешила по холму наверх, в сторону селения.
Сложенные из камня дома с примыкавшими к ним пристройками, в которых ночевала скотина, были окутаны уплотнявшимися тенями. Вечер стремительно перетекал в ночь, селяне зажигали вделанные в стены факелы, пламя которых разгоняло сумерки. Шумела листва в кронах боярышника, белела в темноте тропинка. Заметив стройные силуэты лошадей возле коновязи у дома вождя, ХынСаа подбежала ближе и нахмурилась: сбруя, украшенная серебром и орлиными перьями, подсказала, что к Нийсхо приехали гости из соседнего клана, охранявшего самую границу ламарских земель. Девушка поспешила в дом, понимая, что нужна принимавшей послов матери.
Оставив кудал в хозяйственной комнате, ХынСаа неслышно вошла в комнату, заполненную запахами печеных лепешек из ячменя и вареного мяса.
– Прости, что задержалась, уни, – опустив голову, извинилась девушка и тотчас взялась разливать по глиняным чашкам бульон, зачерпывая из висевшего в очаге котелка.
Тханана лишь кивнула в ответ, занятая лепешками. Гости – немолодые мужчины с обветренными лицами, в кожаных безрукавках поверх рубах из тонкой льняной ткани и плотных штанах, заправленных в кожаные сапоги на плоской подошве, – сидели за низким деревянным столом здесь же. Было тихо: ламарцы не говорили, принимая трапезу; лишь потрескивал огонь в очаге и со стуком опускались на столешницу глиняные чашки и тарелки.
ХынСаа ходила вокруг бесшумной тенью, предупреждая желания гостей и не замечаемая ими, подливала бульона, подкладывала лепешки в тарелки. Незаметно поставила в середину стола наспех приготовленный Тхананой кодар – смесь измельчённого творога, яйца и топлённого масла, – и ловко примостила рядом с каждой тарелкой маленькую чашку с чаем из луговых трав, приправленным тимьяном, что в изобилии рос на холмах вокруг. Довольно скоро гости насытились, и прибиравшая посуду вместе с матерью девушка прислушалась к завязавшемуся разговору. В последние луны нападения прекратились, но на ярмарках в соседних селениях всё чаще распространялись слухи об угрозе, идущей с противоположного склона окружавших их гор.
– Торговцы пришли с Сиккама, – негромко проговорил один из мужчин. ХынСаа рассудила, что среди гостей он главный. – Говорят, город у подножия Цайлома стремительно растёт.
– У племени Лакх многочисленные воины, если они придут сюда, мы можем и не справиться с ними, – глухо добавил сидевший рядом с ним.
– Они не знают наших гор, Годе, – рассудительно заметил Нийсхо. – Если мы не защитим селения на плоскости, уйдём в горы, как двести солнц назад, когда к нам пришли гярахи с севера.
Замерев с тарелкой в руках, ХынСаа насторожилась: если угроза от лакхов сравнима с нападением разбойников, которых ламарцы называли гярахами, то это значило, что племя Ламар может потерять многих воинов. Сердце девушки сжалось, но, справившись с эмоциями, она продолжила внимать гостям.
– Я слышал, люди говорят, что у лакхов хитрый правитель, Эйза, – помолчав, начал Нийсхо.
– Лакхи многие земли захватили обманом и вероломством, – проговорил Эйза, мрачнея, – но они одерживают победу за победой не только из-за своей сильной армии.