Пепел. Хроники Риада

Харрис Лили

– Не смей подниматься на холмы!

– Ты же мой хороший, ийре! – обрадовалась ХынСаа и, вскочив, с лёгкостью и грацией кошки подбежала к Дикому.

Верный скакун склонился, согнув одну ногу в колене и помогая тем не отличавшейся высоким ростом ХынСаа сесть в седло. Девушка посмотрела на брата с нескрываемой радостью и, одними губами прошептав обещание не совершать безрассудных поступков, с силой ударила пятками в бока коня. Дикий с места взял в галоп, вспугнув пасшихся неподалёку кобылиц; наклонив стан к луке, ХынСаа забыла о тревогах и волнениях последних дней, захваченная самым большим удовольствием в своей скромной жизни: эйфории мчаться по Таргаму на быстроногом коне, столь же бесстрашном, как и она.

Холодный ветер свистел в ушах, бил в лицо, расплетая мягкие золотисто-каштановые

пряди, заплетённые в две косы, как у всех ламарских девушек. Проносились мимо кусты боярышника, терна и барбариса, прохладный бег реки вторил карьеру Дикого, и девушка в какой-то миг, не сдержавшись, рассмеялась. Жизнь била в ней ключом, все тревоги казались разрешимыми, и ненадолго расслабился узел беспокойства в груди. Вопреки требованию брата, ХынСаа направила коня к самому высокому холму; Дикий пролетел по тропе, змеёй обвивавшей крутой склон, и замедлил бег на вершине, когда девушка умела натянула поводья.

Залюбовавшаяся долиной ХынСаа не сразу вспомнила, что мать наказала ей вернуться как можно скорее, и с сожалением развернула коня обратно.

– Опять на вершину поднималась! – обличил её БийсХа, едва она вернулась в ущелье.

У девушки пылали щеки, и он хорошо понимал, что не от скорого бега коня. Протянув руки, юноша помог сестре спешиться и только покачал головой, выражая своё неодобрение. ХынСаа смущённо молчала.

– Завтра не нужно приходить с едой, – не став долго сердиться, заметил БийсХа. Девушка вскинула удивлённый взгляд, и он пояснил: – Ахир обещал, что принесёт долю после охоты, я не буду голоден.

– Хорошо, ийре, – склонила голову ХынСаа.

– Я скоро присоединюсь к воинам, – продолжил юноша.

– Даа решил…

– Да, – твёрдо проговорил БийсХа.

Девушка не стала больше задавать вопросов, но она осознавала, что, если на сражение идут все мужчины племени, угроза намного серьёзнее, чем ей дают понять.

– Осторожнее в пути, – пожелал брат, прощаясь, и напоследок крепко её обнял.

– Да принесёт тебе блага грядущая ночь, – улыбнулась в ответ ХынСаа и поспешила обратно.

Вернувшая домой девушка не обнаружила матери в доме и, узнав от соседки, что Тханана направилась к озеру Айм, поспешила к располагавшемуся на его берегу алтарю. Место паломничества ламарцев находилось в глубине леса, тёмной полосой отделявшего горные вершины от долины. Окруженный могучими чинарами и грабинниками, столетними дубами и поникшими ивами водоём терялся в полупрозрачном лесном полумраке, пронизанном серебристыми и бледно-жёлтыми лучами дневного света. Над перламутровой водной гладью неустанно летали стрекозы и почти не видные глазу мошки, прыгали с травинки на травинку клопы и листоеды, копошились в подлеске суетливые грызуны и струились по камням прыткие ящерицы. Слуха тонко касалась бурная жизнь леса, не заметная глазу, и всё же вокруг озера царила тишина, рождённая подаренной ей людьми святостью. Неспешно колебалась вода, падали капли со свисавших над озером плетей ив, шелестели кроны чинар и дубов. Воздух дышал сыростью и сладостью прошлогоднего опада.

Бесшумно ступая, ХынСаа пробралась под переплетавшимися ветвями деревьев и, мягко коснувшись, отодвинула полотно ивовых листьев. Расположенный между выступавшими из-под земли корнями алтарь таинственно мерцал серебряными монетами, медными чашами, орлиными перьями оберегов и остротой обнажённых клинков. Бивший возле корня родник журча стекал в озеро, и стелился по земле и воде лёгкий туман. Приблизившись к сидевшей перед жертвенником матери, девушка вгляделась в вязь когда-то белых, ныне серых символов, которые по преданию нанесла на кору чинары Первая Мать племени; некоторые знаки – солнца, камня, огня, гор и птиц – она читала с лёгкостью, другие же, вроде зачёркнутых спиралей и соединённых узкими концами капель, оставались для неё загадкой. Тханана, учившая не торопить течение жизни, обещала, что она поймёт послание Матери, когда наступит время.

– Ты накормила БийсХа? – негромко спросила мать.

ХынСаа подошла ближе:

– Да, уни.

Тханана неторопливо поднялась на ноги и убрала упавшую на грудь тяжёлую косу назад.

– Когда ты в последний раз танцевала «Полёт кормаца»? – спросила она, оглядев дочь.

Разомкнув губы, девушка хотела

было ответить и только опустила голову: танец был сложным, и она страстно его не любила. Кормацом ламарцы называли бабочку, и движения должны были напоминать, а то и точно копировать её невесомый полёт. ХынСаа испытала благоговейный трепет, когда впервые увидела этот танец, – кружившая над поверхностью озера жрица почти не касалась воды ступнями. Это была настоящая магия, казалось, сам туман поддерживает Тханану, позволяя ей порхать в воздухе. Плавные, лёгкие движения рук, изгибы стройного стана, едва слышный шорох длинной юбки и тонкий плеск соприкоснувшихся с влагой пальцев ног – танец не требовал музыки, ему аккомпанировали дыхание деревьев, стук сердца, хрустальный звон озера. Девушку завораживали история, которую рассказывал «Полёт кормаца», каждый символ, заключённый в мельчайших поворотах, наклонах и даже взглядах: чёрные дни племени, когда спина танцовщицы сгибалась, словно под тяжестью лет, ликование свободы в том, как резко она вскидывала голову, подаренная горами воля в ярком сиянии строгого взора и течение самой жизни в кружившейся спиралью фигуре с поднятыми над головой аркой руками, прижатыми друг к другу лишь запястьями. Широкая дуга, описанная кистью, повторявшая ход солнца с утра и до вечера, изящный наклон, напоминавший уступившие силе ветра колосья злаков, струившиеся по спине волосы, в медленном вихре танца казавшиеся гривой неукротимого скакуна, маленькие шажки ног, бежавших подобно ручьям, что стекали с горных склонов. «Полёт кормаца», танец приветствия гор, первый ритуал, что исполняла новая жрица и Мать племени, в своей невероятной красоте был сложным и почти не поддающимся исполнению танцем. ХынСаа временами не верила, что когда-нибудь сможет повторить его за матерью с такими же грацией и изяществом.

– Слушай озеро, – говорила ей Тханана. – Слушай мелодию гор. Слушай дыхание леса. Ты сможешь, ты же моя ХынСаа, Душа реки и будущая Мать племени.

– Почему я должна? – пряча слёзы, спрашивала уставшая до дрожи в коленях девушка, поднимаясь из воды и чувствуя, как тянет её вниз насквозь промокшее платье.

– По праву имени, – строго отвечала мать. – Это твой долг перед племенем.

ХынСаа соглашалась и покорно начинала танец снова, старательно изучала ритуалы, внимала преданиям и постепенно училась видеть и слышать больше обычных людей. Природа и жизнь неохотно открывали ей свои тайны, но девушка трепетно уважала сокровенное и терпеливо ждала, когда спадёт с её очей и слуха очередная завеса.

Глава 3

В округлой комнате с куполом потолка и каменными стенами царили сумерки, разгоняемые пламенем свечей в резных канделябрах. Золотистый свет плясал бликами в бурой слюде, которой были выложены узоры на стенах, падал тусклыми волнами на холодный базальт пола. Тёмный рисунок кокха в арочной нише алтаря был почти незаметен, и слабо мерцал горный хрусталь чаши, стоявшей на медной подставке. Пахло дымом и парным мясом.

Воины Эскара один за другим подходили к алтарю, без колебаний рассекали себе ладонь острым лезвием ножа и добавляли к багровой жидкости в чаше несколько капель из раны. Этот ритуал они проводили перед каждым решающим сражением, принося в жертву Саа Мелару собственную кровь. Последним к жертвеннику подошёл Дийнал, проведший у него больше времени, чем остальные. Близкий соратник и друг наследника, он хорошо знал Курхо, не возвращавшегося в Риад те несколько лун, что его войско находилось в ущельях, изучая Таргам. Прекрасно обученные, отряды Эскара принесли в столицу племени Лакх много вестей о союзниках ламарцев, об их планах и воинах, а также о простых жителях и расположении селений. Некоторые возвращались в город, иные, как и Курхо, не приезжали в Риад с начала похода.

Задумчиво склонив голову, Дийнал думал о миссии, которую получил, вернувшись недавно по поручению Курхо. Думал о сведениях, которые мог передать только он. Верой и правдой он служил наследнику уже много лет, так же был предан правителю Риада и всему Союзу кланов Лакха. Дийнал был мужественным воином, не боявшимся, а уважавшим смерть, спокойным, с ясным умом и сдержанным нравом. Он умел слушать, и к нему многие прислушивались. Он умел молчать… как и все приближённые правителя и главы Союза.