Перебиты, поломаны крылья
Шрифт:
– Не надо, не убивайте!
– Что ты визжишь, как мигалка ментовская? – хищно осклабился один из уголовников. – Ты что, гаишником был?
– Да. То есть нет… То есть да… Но я никогда никого не обижал…
– И взятки честно брал, да?
– Не взятки, а штрафы…
– Ну да. Я сплошной краем колеса коснулся, так такой же гаденыш, как ты, права забрать хотел. Две штуки пришлось выложить…
– Это не я!..
– А посадили тебя за что? За то, что взятки не брал!
– Так в том-то и дело!
Парасюк
– Деньги с людей не брал, с начальством делиться было нечем, поэтому меня и подставили!
– Да, но с мигалками ты ездишь, – ухмыльнулся арестант.
– Да, по долгу службы…
– Какой долг службы? Вышвырнули тебя со службы. А в камеру к нам с мигалкой заехал. Визжишь, как порося! Какой штраф за незаконное использованием мигалок, а?
– Двадцать… Двадцать пять минимальных размеров труда. А что?
– А то, врать ты не умеешь. Где не надо, врешь, а где надо, правду говоришь. Одна минималка – это что-то около штуки. Значит, штраф с тебя – двадцать пять штук, – подытожил один уголовник.
– Без протокола обойдемся, да, командир? – куражливо спросил другой. – Пополам разобьем, да?
– Пополам, – машинально согласился Парасюк.
– Тогда двенадцать с половиной штук с тебя… Но у нас здесь своя минималка. Всего полтинник деревом… Это где-то пятьсот рублей выходит, если грубо. С тебя пятьсот рублей, ментяра! И давай не тяни, если не хочешь, чтобы тебя по протоколу и через кассу пропустили.
– Через кассу – это больно, поверь мне! – зловеще усмехнулся третий уголовник.
– Да я что, пожалуйста…
Парасюк полез в трусы, в специальный кармашек, с трудом, но все же достал пятисотрублевую купюру. Отдал уголовникам.
– А за пересечение сплошной сколько?
– До пяти минимальных размеров…
– А максимальный размер не хочешь, ментяра позорный!
– Максимальный – это до четырех месяцев лишения прав… – Богдан был близок к тому, чтобы разрыдаться.
– А как мы можем прав тебя лишить, если у тебя нет никаких прав? Ты здесь никто. Ты – мент петушиный!.. За проезд без прав тоже штраф полагается, да? Сколько? Много, да? Сами знаем, что много… Пятьсот рублей с тебя за проезд без прав. И столько же за сплошную!
– За две сплошных! – продолжил первый уголовник. – Первая полоса – ментовская, вторая – петушиная.
– Значит, полторы штуки с тебя, козья ты морда!
Уголовники разом надвинулись на него, Богдан шатнулся назад, спиной ткнулся в запертую дверь.
– Ты чо, не понял? Полторы штуки гони!
Парасюк решил, что если деньги он не отдаст, то живым из этой камеры не выйдет.
– Берите! Все, что есть, берите!
Он снова полез в потайной карман и вытащил оттуда всю свою наличность. Но, увы, безобразия на этом не закончились.
– А ты что, чем-то
– Доволен, всем доволен… – подавленно кивнул Парасюк.
– Тогда за штрафстоянку плати.
– За какую штрафстоянку?
– А за ту, на которую ты попал. Мы дорого берем. Штука рублей в сутки. Оплата вперед, как минимум, за три дня.
– Но у меня уже нет денег! – навзрыд протянул Богдан.
– А это никого не колышет! Нет денег, значит, отправляйся в долговую тюрьму!
– Но я уже в тюрьме!
– Тогда тебе дорога в долговую яму!
– Это как?
– Да очень просто!
Парасюк и опомниться не успел, как его ткнули задницей в унитаз, который здесь почему-то назывался долговой ямой.
Илья лежал на своей шконке и молча наблюдал за цирковым шоу, которое устроил Вадик на потеху публике. Непонятно, откуда он узнал, что в камеру должен был «заехать» бывший гаишник, но сценарий он расписал до мелочей и разыграл его как по нотам. В итоге бывший лейтенант оказался без денег и по уши в дерьме. С шутками-прибаутками его загнали под шконку, и на этом представление и закончилось.
Вадик подсел к Илье, самодовольно хлопнул по своей ладони кипой раздобытых купюр.
– Видал, как уметь нужно? – торжествующе спросил он. – Почти две штуки, как с куста, в общак и без всяких квитанций об оплате… Слушай, может, и мне гаишником устроиться, а? Ощущение такое, как на рыбалке!
– Ты сначала выйди отсюда, рыбак, – усмехнулся Илья.
– Да я-то выйду… Только не хочу. Хорошо здесь, весело.
– Очень весело. Сначала законный вор заехал, затем мент.
– И не говори, брат. То с одним разберись, то с другим…
– Так разобрался же.
Илья многозначительно указал взглядом на Тенгиза, который молча и тоскливо лежал на крайней у двери шконке. Так и не стал он орлом, так и не признали его вором. Сам виноват в том, что такой глупый.
– Слушай, может, коронуем его, а, по-новой? – встрепенулся и растянул губы в улыбке Вадик. – Пусть поляну накрывает, пусть вином нас грузинским поит…
– Не трогал бы ты его.
– А тебе что, жалко этого придурка?
– Жалко у пчелки. А у меня предчувствие плохое. Как бы нам боком это веселье не вышло?
– Предчувствие? – фыркнул Вадик. – Это на тебя тюрьма давит, извилины закоротило…
– Не знаю, может быть.
– Тебя там освобождать не собираются?
– Не знаю, – удрученно пожал плечами Илья. – Следователя нового назначили…
– Ты не рассказывал.
– Не успел.
– Да оно и неинтересно.
– Тебя что, женщины уже не интересуют? – с поддевкой усмехнулся Илья.
– Так у тебя что, женщина следак?.. – оживился Вадик. – Смазливая хоть?
– Не то слово. Красавица.