Перебиты, поломаны крылья
Шрифт:
Глава двадцатая
Антон Борисович не скрывал своего возмущения:
– Да что же это такое! Этот подонок убил мою жену, теперь пытается выкрутиться, обвиняя меня!
– И меня! – не замедлил добавить Борис.
Он тоже считал себя пострадавшей стороной и протестовал против попыток привлечь к ответственности отца и его самого.
– И до тебя добрались, сын. И у тебя искали этот проклятый аквариум… Кстати, а куда он делся?
– А куда ты дел морскую воду?
Разговор
– Воду я слил.
– А я аквариум разбил.
– Зачем?
– Если за тебя взялись, то и до меня могли добраться.
– Ты-то здесь при чем? Тебя в чем обвинять?
– Сын за отца не в ответе, но мало ли что. Вдруг ты у меня убил Эльвиру, в моем аквариуме утопил…
– Я?! Убил Эльвиру?! Да как у тебя язык повернулся такое сказать?
– Да это не я говорю. Это в милиции могли так подумать…
– Могли… Может, и думают… А Эльвиру я не мог убить… Не мог!
– Тогда кто?
– Как кто? Этот подонок Теплицын!.. А ты что, сомневаешься?
– Нет, не я сомневаюсь. А этот Сизов и дружки его из уголовного розыска. Совсем достали…
– Ничего, я разговаривал с Иваном Герасимовичем, он сказал, что уймет его прыть. Сказал, что знает как…
– Но дело не закрыто, следствие продолжается. Будет суд…
– Но ведь не меня же будут судить! И не тебя!
– Ты не понял, пока Теплицын под следствием, дело будет открыто. А как только осудят, так все закроется и от нас отстанут…
– Осудят его. Обязательно осудят.
– За ним жена. За ним деньги. Я слышал, что его еще до суда под залог освободить могут…
– У Ивана Герасимовича все под контролем.
– Да что твой Иван Герасимович – бог, что ли?.. Да и не он, а судья освобождает. И оправдывает… Назначат суд присяжных заседателей, проплатит им женушка, и признают его невиновным. Тогда за нас возьмутся…
– Пусть берутся! Никто из нас ни в чем не виновен.
– Да так-то оно так. Но хотелось бы избежать проблем. Да и за Эльвиру надо бы отомстить… Ты же знаешь, я ее не очень любил, но и зла ей никогда не желал. За тебя всегда радовался, что вторую жизнь в тебя вдохнула…
– Вдохнула, – расстроенно кивнул Антон Борисович. – А какая-то сволочь выдохнула.
– Эльвиры нет, а эта сволочь дальше жить будет.
– Но что я могу с ним сделать?
– Он убил твою Эльвиру, ты должен ему отомстить.
– Я делаю все, что в моих силах.
– Не все…
Борис нарочно выдержал паузу, чтобы подготовить отца к смелому и настолько же опасному решению.
– Ты должен его убить.
– Убить?!
– Око за око. Ты мужчина, ты должен отомстить за свою женщину.
– Но это слишком!
– Зато это единственное правильное и, главное, справедливое решение. Нет человека, нет проблем.
– То, что нас донимают, не страшно. А убить Теплицына… Да, наверное, ты прав. У меня у самого была мысль, даже попытка была… К смертной казни его не приговорят, а иного наказания он не заслуживает… Но как я смогу его убить? Я здесь, а он в тюрьме…
– Ну, не своими же руками.
– У меня нет человека, который мог бы это сделать. Есть служба безопасности, но нет никого, кому бы я мог довериться…
– Плохо.
– Зато безопасно.
– А мне ты можешь довериться?
– Тебе?!
– Я знаю одного человека, он сейчас как раз находится в тюрьме. Ему все равно сидеть, а здесь, на свободе, его мать, больная и одинокая. Мы бы могли с ним договориться…
– Зачем это тебе?
– А затем, что я хочу наказать человека, который убил жену моего отца… Да и эта возня вокруг нас меня уже утомила. Ты не поверишь, но я уже начинаю чувствовать себя виноватым, как будто это я сам убил твою жену…
– Ты думаешь, Сизов оставит нас после этого в покое?
– И на него управа найдется, поверь мне.
– Ты уверен, что готов идти до конца?
– Как в том, что я твой сын.
– Тогда делай, как считаешь нужным.
– Всего-то? Я думал, ты меня благословишь, – не без цинизма усмехнулся Борис.
– А надо?
– Желательно.
– Ну, хорошо…
Антон Борисович благословил сына на ратное, в общем-то, но вовсе не благородное дело. И поспешил убраться восвояси, чтобы не смотреть в его бесстыжие глаза.
То, что не продается за деньги, можно купить за большие деньги. В циничной истине, которую содержала эта фраза, Борис не сомневался – сколько раз он на собственном опыте убеждался в том, что все в этом мире продается и покупается. Так было, так есть и так будет всегда. Поэтому без всякого стеснения подошел к человеку, которого заприметил на выходе из следственного изолятора. Подошел, не скрывая своего лица, подошел с улыбкой, выражающей самые благие намерения.
– Здрав жлаю, товарищ прапорщик.
Он не знал, какую ступень в служебной иерархии занимал этот человек, но искренне считал, что помочь ему может каждый.
– Чего надо? – угрюмо и подозрительно покосился на него служивый.
– Вы же в тюрьме работаете, если я не ошибаюсь.
– Не в тюрьме, а в следственном изоляторе. И не работаю, а служу.
– А людям помогаете?
– А это смотря каким людям.
Прапорщик продолжал коситься на Бориса, но не было в его взгляде намерения послать его куда подальше. Похоже, он давно привык, что родственники и друзья заключенных взывают к нему о помощи.