Перед бурей
Шрифт:
носом, выдающим его пристрастие к алкоголю. Про него
рассказывают, что, приехав в Омск лет десять назад, он
был полон либеральных стремлений и добрых намерений.
Однако жизнь очень скоро показала ему свои шипы. На
чальство преследовало Воронина, семья быстро росла,
положение становилось безвыходным. Воронин не сумел
«приспособиться» к окружающей среде и просто «сломал
ся». Его надлом принял слишком частую в те времена фор
му: он стал
хорошо знает предмет, он умеет понятно изложить самое
трудное правило, он идеально справедлив, у него нет «лю
бимчиков» и «пасынков». Но Воронин пьет, жутко пьет.
Иногда он является в класс с красным, возбужденным ли
цом, с горячечными глазами и запахом перегара изо рта.
Иногда он вдруг совсем исчезает на два-три дня,—тогда
все знают: Воронин запил. Потом он приходит в гимназию
бледный, сердитый, бешено раздражительный. В такие ми
нуты каждый из учеников трепещет, как бы на него не об
рушился страшный гнев учителя. Но в общем все-таки гим
назисты относятся к Воронину хорошо: они уважают его за
знание дела и справедливость. И, кроме того, они смутно
понимают внутреннюю трагедию этого человека и сочув
ствуют ему...
Учитель истории — Борткевич. Человек округлых форм
и сибаритских наклонностей. Большой говорун и острослов.
Когда он садится на кафедру и каким-то игриво-небреж
ным жестом вскидывает на свой плоский нос пенсне, весь
класс замирает в ожидании чего-нибудь «интересного».
И Борткевич редко обманывает эти ожидания. Сегодняш
ний урок—об Александре Македонском (конечно, в глубоко
мысленной интерпретации знаменитого Иловайского), но
для Борткевича это не имеет ни малейшего значения. Он
подходит к доске и мелом быстро рисует две линии —
острый угол и полуокружность. Затем, сделав хитрое лицо
и
раздвинув почти до ушей узенькие щелочки своих глаз,
он обращается к великовозрастному ученику, сидящему на
второй парте:
— Киселев, скажи, что тебе кажется более красивым:
угол или полуокружность?
145
Киселев в недоумении смотрит на Борткевича, потом на
класс, потом опять на Борткевича и, в конце концов, нере
шительно отвечает:
— Ну, допустим, полуокружность, хотя...
— Вот то-то же, — в восхищении перебивает его Борт
кевич. — Конечно, полуокружность! А почему?
На это Киселев уже совершенно не знает, что сказать.
Тогда Борткевич вновь подымается на кафедру и с торже
ством провозглашает:
—
воспринимать, чем углы... Оттого-то женская фигура счи
тается более красивой, чем мужская.
Класс громко ржет в ответ на последнее замечание
учителя.
Борткевич оправдал возлагавшиеся на него надежды.
Потом мы переходим к учебе. Борткевич спрашивает,
Борткевич говорит, Борткевич комментирует события про
шлого. Но если вы послушаете его в течение нескольких
месяцев, то должны будете притти к выводу, что вся исто
рия есть, в сущности, лишь история царей и сальных анек
дотов. Не вполне ясно, любит ли Борткевич царей, но зато
в сальных анекдотах он понимает толк. Ого! Еще как по
нимает! Он знает их сотни и всегда рассказывает их смач
но, захлебываясь от удовольствия, с энтузиазмом.
Еще бы! Борткевич имеет репутацию первого ловеласа
в городе. Об его любовных похождениях рассказывают са
мые невероятные истории. Рассказывают и при этом, пока
чивая головой, недоуменно прибавляют:
— И чем только берет, подлец?! Добро бы, красавец
был, а то ведь, прости господи, смотреть не на что: ни
кожи, ни рожи...
Учитель словесности — Петров. Молодой, белобрысый,
с лихо закрученными усами и наглыми голубыми глазами.
Вид такой, что невольно хочется сказать: «Из молодых, да
ранний». Способен, недурно знает русскую литературу, по
нимает в ней толк. Но прежде всего и раньше всего —
карьерист. Прекрасно гнет шею перед начальством и по
трафляет ему антисемитизмом. Однако не хочет ссориться
с гимназистами и щеголяет перед ними либеральной дема
гогией. Непрочь иной раз, особенно подвыпивши, поплясать
без мундира, в рубашке, с учениками, но еще более скло-
145
нен доносить директору «на крамольное вольномыслие»
своих питомцев. О Петрове говорят: «Он далеко пойдет».
Но именно поэтому гимназисты, несмотря на все усилия
Петрова, не чувствуют к нему доверия. Они отдают долж
ное его уму и знаниям, но общее мнение гласит: «Сколь
зок, как угорь, — продаст ни за грош...»
Учитель французского языка — Гален. Красивый брюнет
лет под пятьдесят. Черные волосы с яркой проседью. Го
ворят, в прошлом был парикмахером, и действительно от
него и сейчас несет запахом фиксатуара и душистого мы
ла. Учебой занимается мало, а больше все строит страш