Перед тобой земля
Шрифт:
Толстой знает, что у него будет собственная биография и почему не сделать хорошего дела для биографии другого? Звал меня обедать, обещая за обедом много рассказать о Гумилеве, сказал, что записать все мне придется в несколько приемов...
20.05.1926
К АА должны были прийти Гуковские1 и Данько2. Я ушел на вечер Маяковского.
Народу была тьма - на плечах друг у друга сидели. С Тихоновой, с Эрлихом и еще 3 другими пошли к Тихоновым и сидели у них до утра. Пили чай, и Тихонов рассказывал о Маяковском. Рассказывает он великолепно.
18.12.1926
У М. Шкапской. Шкапская с самодовольством демонстрирует всем свои литературные "сокровища" - толстую тетрадь с автографами, портретами, анекдотами и разными наклейками. Собрались К. Вагинов, А. Шварц, И. Оксенов3, П. Медведев, Н. Павлович,
В 11 часов вечера пришел Тихонов. Сидя на столе, прочел новую свою поэму - в ней Кавказ, медвежонок, тигр и пр.
– 680 строк. Много хороших мест, большая ясность и точность выражения. Очень много экзотики. Фроман говорит: "Тихонов, как пастух, слова гоняет стадами. Ходасевич - напротив работает над отдельными словами, а Ахматова - над строчкой..."
Память наполнится
воздухом, ветром сырым...
ИЗ ПИСЬМА РОЖДЕСТВЕНСКОГО
23.06.1926
Дорогой Павлик! Вчера был в Геленджике, купался в море и вспоминал тебя. Здесь нашел Мануйлова (издатель альманаха "Норд", бакинский студент)4, который весьма похож на тебя не только возрастом, разговорами, но и литературными интересами. Живет он у своего отца, профессора-медика. Место дивное, едва ли не лучше Гурзуфа, потому что берег бухты сохранил очень многое от своей дикости, а окрестные горы (которые еще ближе, чем это было в Крыму) не вполне исследованы и могут служить целью самых заманчивых прогулок.
У нас с Витей Мануйловым зародилась мысль. У него всегда есть возможность достать здесь большую комнату за 30 рублей в месяц, надо только поторопиться. Обеды около 50 копеек. Черешня 15 - 20 коп. фунт... Витя очень уговаривал меня взять комнату пополам, но я связан работой и рекомендовал ему тебя, он с радостью ухватился за эту мысль. Добавил, что если еще кто-нибудь с тобой приедет, будет еще лучше.
Если тебе такой план улыбается, напиши сейчас же. Тебе нужно иметь 15 рублей на комнату плюс 15 - 20 - на питание и билет до Новороссийска.
Расскажи о Геленджике Козакову, Лавреневу - одним словом, всем, кто хочет выбраться из Петербурга. Попроси Брауна написать мне или самому приехать сюда. Прокормимся.
Обнимаю тебя, привет друзьям. Вс. Рождественский
Воспользовавшись случаем, лето 1926 года, а потом и 1927-го Павел Николаевич провел в Крыму и на Кавказе. Отрывался для горных прогулок и прибойных волн. Но волны влекли его, и он, возвращаясь с гор, нанимался матросом на парусно-моторные шхуны керченских греков и итальянцев, херсонских и одесских рыбаков, питался мамалыгой и барабулькой, пересаживался от одного "хозяина" к другому. Одетый в парусиновые штаны да заплатанную рубаху, обутый в драные сандалии, на полубаках этих шхун он был счастлив несказанным счастьем свободы и вольности. Стоя у самого бугшприта, орал он встречным тяжело рушащимся белопенным валам дикие, веселые песни, сочиненные в те же минуты стихи о шаландах, шхунах, бухтах, морских звездах - и ничего, казалось, другого ему не было нужно!..
В следующем, 1928-м, году он уже не просто прогуливался по горам, а пешком прошел Сванетию, Дигорию, Абхазию. И хотя компания составилась литературная - все изощрялись в остроумии, розыгрышах, шутках, - для него это было пробой сил, разбегом к будущим серьезным путешествиям.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
17.06.1928
Я уезжаю на Кавказ вместе с Николаем Тихоновым, его женой и В. Кавериным. По Кавказу пешком или на мажарах в Теберду, там пробудем недели две, затем пойдем по Военно-Сухумской дороге. Пробудем некоторое время на побережье, может быть, побываем в Батуме и Тифлисе и приедем в Новороссийск. Лично мне хочется из Новороссийска проехать морем в Одессу...
С деньгами приблизительно устроился: 100 рублей мне ссудил Литфонд да и из Союза поэтов, с журнала "Звезда" и с литературной страницы "Правды" я набрал еще рублей 100, на переписку биографической канвы Н. Г., сделал ее до 1918 года, истратил 35 рублей...
Ехать очень хочется. С нетерпением считаю дни до отъезда, стараюсь прожить их наспех, как-нибудь, не заметить. Жалко очень отрываться от работы, очень трудно не видеть АА несколько месяцев, но ехать надо, надо... Набраться впечатлений, обдумать все...
Каверина совсем не знаю. Жена Тихонова тоже
Все полтора месяца работал по Н. Г. Эта работа пока только для меня. Чтобы привести ее в окончательный вид, надо еще много повозиться, надо исправить ее со стороны методологической. Надо также привести в окончательный вид все воспоминания, характеристики, материалы для биографии, письма. После этого, прочитав всю литературу, можно будет приступать к биографии. То же и со стихами, текстами, библиографией и прочим, чтобы можно было приступить к изучению творчества.
Стихов я почти не писал, а очень хочется скорее испытать новые пути, те, которые я начинаю нащупывать.
Волнует судьба Нобиле, да и не только меня, кажется, всех. Даже странно: мы так привыкли ко всяким трагедиям, так спокойны к слову "смерть". И все же эта трагедия, хотя и далеких, неизвестных нам людей, всех нас волнует и трогает...
ИЗ ПИСЕМ РОДИТЕЛЯМ
26.06.1928
Выехали из Баталпашинска (ныне Черкесск.
– В. Л.) во время дождя. Ехали весь день до темноты. Ночевали в ауле Красногорском и в 4 часа утра выехали дальше. Ехали снова весь день. Все аулы, аулы. С одной стороны горы, с другой - кипящая Кубань, долина и тоже горы. Навстречу верхами карачаевцы в черкесках, совсем лермонтовские. Поднимались в горы, шутили, было очень весело. Увидели снежные вершины, увидели новую строящуюся столицу Микоян-Шахар (в которую был переименован город Карачаевск (1919 - 1944). В. Л.). Нас нагнали два черкеса верхами. Я похвалил лошадь одного из них, и они нам предложили поехать верхом. Так мы с Тихоновым ехали верхом, а черкесы сидели в линейке с остальными. Вид у них был разбойничий, но они были радушны и приветливы. Долина реки суживалась, расширялась, раскрывалась веером и закручивалась спиралью. К темноте приехали в Теберду. Круглая коробка, сверху прикрытая ватой облаков. Из коробки два выхода - северный и южный. За городом большой березовый лес, где ничто не напоминает о юге. Проехали по дрожащему мосту. Местность ничем не похожа на прочие части Кавказа и Крыма. Это - Швейцария, точно изображенная. Над нами одна двадцатая обычно видимого неба, все остальное - горы, с лесом, густым и темным, а выше снежные хребты Аманауса. Перевал еще непроходим, будем ждать.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
1.07.1928
...Пошли вверх по Теберде, по ее левому берегу. Шли по дороге, потом сбились и попали в лес. Шли по стволам лежащих деревьев. Через ручьи, через заводненные места, сквозь чащу. Выбрались на дорогу и шли все вперед, пока не достигли коша. Девочки-карачаевки продали нам айран и землянику. Их отец сказал, что до Бодукских озер отсюда 3 - 4 версты. Мы поверили. Прошли больше 12 верст, полезли в гору. Лезли безостановочно. Слева - горный поток Бодук, справа - гора. Лес, сначала сосновый, потом березовый. Налево мостик и разветвление потоков. Пошли по правому. Уже кончились леса, уже ясно было, что идем по неверному пути. М. К. устало плелась сзади, Каверин ругался и уговаривал вернуться. Забрались к облакам... Мшистые камни, альпийская флора, холод... Тогда Каверин сел и решительно объявил, что дальше не пойдет. Еле-еле уговорили. Я был впереди с Тихоновым. Вверху, уже совсем близко, кончались горы, ничего не было - словно граница мира. Только густые облака со всех сторон. На самом хребте увидел людей и овец. Быстро по камням стали карабкаться. Тихонов, не доходя шагов сто, вдруг остановился и стоял неподвижно несколько минут. Меня встретили лаем громадные сторожевые собаки. У поднебесного коша сидела группа горцев-карачаевцев: пастухов, полтора десятка ребятишек и несколько женщин и девушек. Одна из них совершенно поразительной красоты. Встретили смехом и оживленной болтовней на непонятном языке. Скоро подошел Тихонов, потом - остальные. В тридцати шагах от коша снег. Быстро падали облака, ложились на снег, на гору, на нас... Мы иззябли и вошли в кош. Сидели у огня. Вся семья собралась тут же. Пили айран, заедали чуреком, пытались разговаривать. Оказалось, мы поднялись по Хаджибию на перевал, а Бодукские озера остались далеко влево, внизу. Кош - с крышами и стенами в громадных щелях, в которые дует ветер; когда бывает дождь - все промокает до нитки. Сидели минут 15, заплатили рубль серебряными полтинниками. Горец расплылся от удовольствия.