Переход II
Шрифт:
— Ага, как же!
— Вот так же. Ладно, дело прошлое, расскажу: Леша раньше, то есть до того, как тебя встретил, был несколько не в себе. То есть… говорят, он, когда партизанил, такого насмотрелся… в общем, необщительный он был. И наверху — так как он постоянно что-то очень полезное для страны придумывал — было принято решение его… в общем, бабу ему подсунуть. Тем более, что он тогда девчонкам в общаге очень сильно помогал по части обзаведения детьми, материально помогал. И кто-то решил, что если у него свои дети заведутся… в общем, я пришла его соблазнять, вся из себя разодетая… точнее раздетая, в одном халате — и с порога чуть ли не в койку к нему прыгнула. А он так на меня посмотрел, с жалостью, как старик древний, и сказал, что девчонкам он детей заводить совсем иначе помогает. Ему тогда вообще на баб было плевать, да и сейчас тоже. На всех, кроме тебя, а на тебя он молиться готов! Так что нюни не распускай, они
— А девочки…
— Ага, девочки! Яна тебя насколько младше, на неделю? А когда вы женились, она тоже ведь была вполне себе взрослой — но он выбрал тебя. Я с ней тоже говорила… как участковый врач, и по поводу Лёшки — это ее мать, причем больше в шутку, дочкам рассказывала, что вырастут они и за него замуж пойдут.
— Как же: в шутку! А они это всерьез… И по дому шастают в чем ни попадя!
— Сона, ты вот еще чего не учитываешь: Лёшка врач, хоть и без диплома. А мы, врачи — народ довольно циничный, и голыми телесами нас не смутить. И уж точно не совратить, так что все твои страхи совершенно пустые. И тебе не о том, куда муж посмотрит, думать теперь нужно. А если хочешь, то я отдельно за ним присмотрю.
— А то тебе больше делать нечего! Ладно, считай, что успокоила. Только ты еще немного вокруг дома поезди, чтобы глаза уже не такие красные у меня были.
— Нормальные у тебя глаза, а что блестят… ты сама ему расскажешь или все-таки мне его порадовать доверишь? Он конечно, и сам врач, но кое-что полезного я ему все же рассказать смогу.
— После расскажешь!
Часто люди просто не задумываются о вещах, которые их не касаются непосредственно. Или задумываются, но как-то мимоходом, а еще чаще данный процесс откладывают по примеру широко известной Скарлетт О’Хара: «об этом я подумаю завтра». И у Алексея совершенно непроизвольно возник такой же «ментальный затык»: он же готовился сразу попасть в пятьдесят шестой, поэтому все происходившее с ним в последние десять с лишним лет, он внутренне воспринимал как «вынужденное ожидание». То есть «вот наступит пятьдесят шестой, и уж тогда…»
Причем этот его внутренний настрой не изменило даже то, что «основную задачу перехода» он успешно выполнил, изготовив лекарство от «неизлечимой болезни», хотя и для другой девочки. Скорее всего потому, что он вообще «за стену» пошел исключительно ради той, кто никогда уже не родится в этой реальности. Но когда он узнал, что на карте страны появился новый, не существовавший в его прошлой реальности город… Нет, когда он узнал, что у них с Соной скорее всего летом родится ребенок, он задумался о будущем, будущем своей семьи и детей и начал очень внимательно изучать, что же за эти десять лет поменялось в СССР и вообще в мире. Не то, чтобы уж «изучать», он про большинство изменений был в курсе, но начал эти изменения осмысливать — и творившееся в стране его сильно порадовало.
То, что заметно поменялся «руководящий состав» — это было очевидно, а вот что обновленное руководство успело сделать, вызывало у Алексея даже определенное недоумение, ведь слишком уж много успело поменяться. Да, он «изучал историю» начиная с пятьдесят шестого, но и в «прошлой жизни» для понимания некоторых процессов, которые ему хотелось поменять, ему пришлось копнуть и более ранее время. Неглубоко, только для понимания «текущей ситуации», но достаточно для того, чтобы осознать наконец, что уже «поменялось всё». Совсем всё…
И он чувствовал глубокое удовлетворение тем фактом, что значительная часть этих изменений произошла благодаря его вмешательству, хотя он «ничего особо нового» и не внедрял. Те же орские автомобильчики ведь не просто увеличили парк грузовиков в стране, они буквально «заставили» ЗиС и ГАЗ провести серьезную модернизацию выпускаемых грузовиков. Те же ГАЗ-51 вот уже третий год выпускались в варианте «ГАЗ-51Д» с дизельным мотором, а с прошлого года там производство бензиновых грузовиков прекратилось полностью. Как и на ЗиСе: новые московские грузовики теперь все шли с дизелями, но машины уже полностью поменялись: с конвейера выходили уже пятитонки и седельные восьмитонки. Но это было лишь одним из немногих изменений, а что было гораздо существеннее, так это «сплошная электрификация села». Тот же метан с газовых заводов отправлялся не столько в газовые плиты, сколько на местные электростанции, работающие на газопоршневых моторах. От маленьких, в двадцать киловатт, обеспечивающих электричеством мастерские МТС, до уже вполне промышленных. На бывшем Могилевском авторемонтном заводе (ставшим теперь автомоторным) серийно производились газовые варианты очень хорошо знакомых Алексею ЯМЗ-236 и ЯМЗ-238 (которые этому заводу Алексей и «подсунул»). Конечно, в основном они там делались «обычными», устанавливаемыми на грузовики МАЗ, но и газовые, пользующиеся огромным спросом, с гомельскими генераторами
Тот же метанол почти полностью производился из угля или из торфа, которые в газогенераторах превращались в светильный газ (он же синтез-газ), причем использовался главным образом бурый уголь, который для получения качественного газа даже сушить не требовалось. А ведь из такого угля (и получаемого газа) производился не только метанол, углехимия, и без того неплохо развивающаяся в СССР, благодаря «кислородным» газогенераторам получила мощный толчок вперед. Настолько мощный, что в стране уже почти половина тканей делалась из «угольной синтетики». А обеспеченная кислородом черная металлургия увеличила (по сравнению с тем, что «помнил» Алексей) производство металла более чем в полтора раза. А дополнительный металл — это дополнительные машины (в том числе и сельскохозяйственные), дополнительные урожаи…
А еще кислород — это дополнительный цемент, которого очень много стало производиться на небольших (производительностью до трехсот тонн в сутки) шахтных печах. Цемент, который не требовалось далеко возить, и благодаря которому то же жилищное строительство стало развиваться гораздо быстрее. И в городах, и, что по мнению Алексея было даже важнее, в селах. А еще «избыток цемента» привел к очень забавному результату: поблизости от почти каждого города страны появился свой аэродром с бетонной полосой. Немало аэродромов и в селах было построено, но в селах они строились для нужд сельхозавиации, а возле городов — для пассажирского транспорта. А если есть много аэродромов, то ими может пользоваться очень много самолетов…
И к концу пятьдесят четвертого года много самолетов уже появилось, правда, тот же АН-2, выпускаемый малыми сериями в Киеве, на пассажирских линиях не появился, все же это был исключительно сельскохозяйственный самолет. А пассажиров на местных линиях возили самолеты совсем уже другие. Все еще летали Ли-2, но большую часть их уже заменили на Ил-12, а в прошлом году и Ил-14 появился. Однако эти самолеты в основном обслуживали линии между областными центрами, для совсем уже «местных» маршрутов они были и великоваты, и дороговаты, так что на эти «совсем местные» вышли самолеты уже нового поколения. Именно нового поколения, а не просто новых конструкций: в ЦИАМе под руководством Люльки были разработаны три новых модели турбовинтовых двигателей, с мощностью от тысячи ста до двух тысяч ста сил, и на «маленьких» в КБ Бериева разработали самолет на четырнадцать-шестнадцать пассажиров. А в МАИ под руководством Мясищева студенческое КБ разработало сразу два пассажирских самолета «нового поколения». Первый, с двумя двигателями по тысяче шестьсот сил, имел двадцать мест для пассажиров, и отличался от прочих тем, что мог эксплуатироваться даже на грунтовых аэродромах — и его уже начали выпускать на авиазаводе в Смоленске. А второй был вообще «чудом современной техники»: совсем уж «деревенский», рассчитанный на перевозку восьми пассажиров самолетик почти целиком был пластмассовым и делался под новый двигатель мощностью в триста сил. Правда и самолет, и двигатель пока в серию не пошли: для ЛИИ он показался «слишком уж передовым» и его испытания затягивались, а двигатель кроме как для этого самолета никому был не нужен — но к концу зимы все выглядело так, что и этот самолет (и мотор для него) все же в серию пойдут: для перевозки людей в Сибири и на Дальнем Востоке он выглядел идеальным решением, да и цена у него намекала, что «делать его надо». А в КБ Ильюшина шла работа по доработке Ил-14 под мотор Люльки в две тысячи двести сил — а учитывая, что все эти двигатели могли работать не только на керосине, но и на простой солярке, перспективы развития авиасообщений выглядели крайне заманчиво.
Еще одно «принципиальное изменение» Алексей заметил в соседней Тимирязевке: в сельхозакадемии почти полностью прекратились «околонаучные исследования» и все проводимые там работы теперь были нацелены исключительно на повышение урожайности чего угодно. Впрочем, зерновыми культурами в основном все же занимались ее отделения «на местах», а в самой академии упор делался на овощные и технические культуры — и отдача от этого «упора» за последние пять лет получилась просто невероятная: средние урожаи картошки в колхозах и совхозах уже превышали двести пятьдесят центнеров с гектара, а в Белоруссии и на Псковщине и триста не считались рекордом. Сахарная свекла настолько заметного роста урожаев не демонстрировала, но производство сахара в стране увеличилось более чем на четверть из-за «роста сахаристости» этой самой свеклы. А урожаи конопли вообще вдвое выросли…