Переход II
Шрифт:
Лена, когда узнала от Соны о том, что вот уже месяц девушек мытарят, зашла к Алексею:
— Лёш, я бы и сама могла кому надо пинков надавать, но, боюсь, меня начальство за это взгреет сильно: официально-то я всего лишь участковый врач. А если ты сам Виктору Семеновичу пожалуешься… Я думаю, что в Управлении квартиры для кого-то из своих приберегают, вот и не дают состав кооператива утвердить. А Виктор Семенович с этим разберется, от такие дела любит.
— И долго он будет разбираться? У него что, других занятий нет?
— Ну не знаю,
— Дом сдается в конце мая, и уже в июне все квартиры должны быть распределены, так что три месяца для девочек вообще не вариант. Но если ты мне одолжишь на пару дней твой ТТ…
— У тебя же Люгер наградной, но это тоже не вариант. А вот если ты придешь в это управление со свежей медалью Сталинского лауреата, эти жулики могут и засомневаться в том, что они останутся на воле после твоей жалобы.
— А ты знаешь, мне твоя идея нравится. Ты не в курсе, они по воскресеньям работают?
— Нет, я это точно знаю. Но по субботам, как все советские люди, они точно работают. А то, что у них в субботу неприемный день… ты же имеешь право без очереди обслуживаться? А девочки твои… ну, пропустят один день в институтах, Марьяну ты отмажешь, а Яну… тоже ты.
— Вот умеешь ты правильные мысли выдавать! Я отдельно попрошу Сону для тебя что-то вкусненькое сготовить.
Тридцатого апреля Алексей усадил девушек в машину и поехал с ними в кооперативное управление. Погода была хорошая, температура уже в девять утра поднялась градусов до четырнадцати, солнышко светило. Но на рассвете было еще довольно прохладно, так что девушки и не удивились особо тому, что парень поверх костюма еще и куртку парусиновую надел. Доехали быстро, там Алексей с девушками поднялся на второй этаж и, не обращая внимания на предупреждающие окрики сотрудниц управления, подошел к столу заведующей управления, сел, закинул ногу на ногу и поинтересовался:
— Я бы хотел узнать, на каком основании ваше управление не утверждает вот уже почти месяц решение общего собрания жилкооператива МАИ.
— А вы, молодой человек, по какому праву вообще сюда пришли? У нас сегодня неприемный день, а вы ввалились как к себе домой, и даже уличную куртку снять…
— Да, извините, я сейчас сниму. Так вот, я хочу узнать, по какой причине ваше управление вот уже почти месяц отказывается утверждать решение собрания кооператива МАИ о принятии в кооператив двух дочерей лауреата Сталинской премии Марии Петрович. Мне кажется, что кто-то у вас явно нарушает закон…
— Это… это какая-то ошибка, я сейчас проверю, но думаю, что вас просто неверно проинформировали. Одну минуточку… да, неверно: решение собрания утверждено, и вам… этим дочерям лауреата осталось только ордера получить.
— И когда они их могут получить?
— Вообще-то в любой приемный день, но поскольку они члены семьи лауреата… вы можете подождать пятнадцать минут? Мы им сейчас их и выпишем…
Когда они вышли и уже садились в машину, слегка ошалевшая Яна тихим
— Лёш, а почему ты никогда свои награды не носишь? У тебя же Звезд больше чем у Кожедуба и Покрышкина! Я ты даже нам не говорил…
— Во-первых, не больше, Героев Союза у меня только две звезды, а две — это Соцтруда и одна вообще Героя Кореи. А во-вторых, они мне для хвастовства выдавались, так что и вы об этом на каждом углу не рассказывайте. Потому что в правительстве о моих наградах кто надо знает, Сона в курсе, теперь вы еще — а больше о них знать никому не надо.
— Но теперь эти, в управлении, тоже знают.
— Они тоже никому не расскажут: уже завтра товарищ Жданов будет новых сотрудников в управление искать.
— Ты на них куда-то нажаловался?
— Нет, я просто кое-кому сегодня скажу, что эти мымры мои звезды видели. И этот кое-кто позаботится, чтобы они об увиденном никому не рассказали.
— А это кое-кто — от кто?
— Я же не хочу, чтобы и вы никому не смогли кое-что о кое-ком кое-кому рассказать. Так что… даже матери не говорите! Пока не говорите, а когда можно будет рассказать, то я сам ей скажу.
Лаврентий Павлович после обеда позвонил Виктору Семеновичу:
— Тут наш партизан во всей красе при орденах и медалях в кооперативное управление Москвы был вынужден зайти: там вроде бюрократы махинации с кооперативными квартирами творят. А если они махинаторы, то, думаю, не стоит им про нашего партизана и его награды где угодно… да, можешь использовать эликсир правды, даже обязательно его используй: нам все же лучше знать, на кого они там работают, у самих из просто денег не хватит… а если хватит, то хорошо бы выяснить, откуда у них столько. Да, прямо сегодня же, прямо с рабочего места… и держи меня в курсе.
А повесив трубку, он недовольно пробурчал про себя:
— Все он делает не по-людски… но и тут он прав: по-людски с этими тварями и нельзя. Но все же хитрец: без этой выходки Виктор с ними еще бы пару месяцев валандался… Надо будет поговорить со Сталиным… да, именно с ним!
Берия снял трубку телефона, сообщил секретарю о разговоре, а через несколько мнут, когда Сталин ему перезвонил, вкратце ввел его в курс дела и спросил:
— Может его уже и рассекретить пора? Все равно жена его про награды знает, а за что… Последнюю Сталинскую он за архитектуру получил, думаю, несложно и по остальным наградам легенды хорошие…
— А две высших награды Кореи он получил за то, что раненых хорошо перевязывал?
— Но сами-то корейцы знают за что…
— Да, за выдающийся подвиг. Товарищ Абакумов пока позаботится, чтобы… и вообще, что мы, няньки этому партизану Херову? Пусть сам решает, когда ему награды носить и где, он уже достаточно взрослый. И человек вроде неглупый.
— Да уж, неглупый. Он ко мне давеча с новым изобретением… то есть пока еще проектом зашел, прочил выделить на разработку миллионов пять-десять.