Переход

Номен Квинтус

— Вы, Алексей… Павлович, хотя бы примерно представляете, насколько предлагаемые вами исследования сложны? Хотя правильнее было бы их назвать невыполнимыми, ведь у вас указываются такие требования по чистоте веществ…

— Ну почему же невыполнимыми? По кремнию чистота требуется всего в шесть девяток…

— Всего?! Да вы представляете себе, что это означает? Я же не говорю, что такой чистоты по любому веществу достичь практически невозможно, ну не умеет химия такие чистые вещества создавать!

— Вот тут вы все же ошибаетесь, химия и на такое очень даже способна. Я, между прочим, второй орден Ленина получил за то, что разработал технологию получения графита с чистотой в восемь девяток, а тут всего-то шесть нужно.

—

У вас… два ордена Ленина?

— Уже три, но не в этом дело. Смотрите сами: американцы свои транзисторы делают из германия с чистотой всего в две девятки, и поэтому у них эти транзисторы получаются… хреновыми они получаются. А даже если использовать пять девяток… даже четыре, то можно делать транзисторы не точечные, а планарные, так как шансов наткнуться на крупную дислокацию будет крайне мало. Пять девяток позволят изготавливать транзисторы уже не управляющие, а силовые: вероятность пробоя тоже на два порядка упадет. А кремний позволит их использовать на напряжениях в сотни вольт и токах в десятки ампер…

— То есть вы знаете, как получить кремний такой чистоты…

— Знаю, теоретически знаю. И даже знаю, как получить кремний такой в виде монокристалла. Но опять-таки — чисто теоретически. Нужно будет продумать… дофига всякого разного, но для продумывания — и для проведения экспериментов нужны и очень хорошие химики, и физики не из последних. Я, откровенно говоря, хотел товарища Семенова к этой работе как-то подключить, но это уже вне моих полномочий, тут уж ваш брат решать должен…

— Ну… — Андрей Николаевич чуть более внимательно проглядел предоставленную ему «пояснительную записку», — принципиальных возражений по предлагаемому способу я пока найти не могу. Но… вот тут вы пишите, что монокристалл должен быть равномерно насыщен фосфором. Как вы себе представляете такое насыщение? Ведь при такой плавке любые примеси будут удаляться из кристалла?

— А потом мы абсолютно чистый кристаллический кремний сунем в атомный котел. Кремний превратится в фосфор, причем равномерно по объему кристалла.

— И кристалл сам станет радиоактивным.

— Ненадолго, очень ненадолго. Так как там период полураспада составляет часы, то уже через неделю вы эту радиоактивность даже обнаружить будете не в состоянии.

— Вы даже про радиоизотопы что-то знаете? Так, Алексей… какого хрена вы вообще в медицинском делаете? Вам нужно в университет, на химфак, причем, возможно, не студентом, а сразу преподавателем…

— Андрей Николаевич, я знаю, зачем я учусь на врача. И мне вся вот эта фигня нужна лишь для того, чтобы людей было проще лечить и лечить их лучше.

— Радиохимия чтобы лучше лечить людей?

— Да. Дайте мне радиоактивный кобальт — и я смогу людей вылечить от многих форм рака. Причем быстро и, главное, безболезненно…

— Я… я понял. Так, заканчиваем этот разговор. Вставайте, пойдемте к Николаю Николаевичу и там уже поговорим более предметно. Тему вашу я, конечно же, беру, но одному мне ее просто не поднять, а вот если вы и ему все так же… доступно объяснить все сможете… Ну что сидите, пошли, он сегодня здесь и пока не ушел, мы должны его отловить…

С Николаем Николаевичем разговор получился очень короткий: тот выслушал Алексея, быстро (но внимательно) прочитал постановку задачи:

— Молодой человек, сам я вам тут помочь не смогу. Но если вы сможете подъехать завтра, то я приглашу несколько аспирантов, которые помочь уже смогут: тема весьма интересная, и им такую работу поручить было бы крайне полезно. Вы, как я понимаю, точно знаете, что вам нужно, а когда узнают и они… вы же сможете ответить на некоторые вопросы?

— Хорошо, я приеду.

— Часов в одиннадцать вас устроит? Значит договорились, а заодно и я послушаю, чем молодежь нынче живет. Потому что, как я вижу, живет она очень интересно…

На следующий день Алексей очень подробно рассказал Семенову

и четырем приглашенным Николаем Николаевичем товарищам все, что он знал о производстве полупроводниковых приборов. То есть не все, конечно, а именно «основы производства» в части планарных МОП-приборов, вызвав у собеседников неподдельный интерес. И он даже внимания не обратил на то, что ни один из них не поинтересовался «а откуда он все знает». Скорее всего, просто к такому положению дел привык. А заодно он отдал Семенову и один экземпляр когда-то воспроизведенного «по памяти» справочника по сплавам и керамическим материалам: все же при изготовлении чистого кремния и оборудование должно быть «достаточно чистым».

И на этом его непосредственное участие в полупроводниковой программе закончилось: теперь заниматься ей стали люди весьма грамотные, способные сами до многих вещей догадаться. Или вынужденные догадываться: все же Лаврентий Павлович довольно внимательно следил за «партизаном Херовым», буквально пригоршнями таскавшим для страны новые — и самые разнообразные — изобретения, поэтому и товарища Семенова, и всех остальных «причастных» уже предупредили насчет абсолютного запрета интересоваться у парня «источниками информации». А еще им сообщили, что парень «рассказывает всё, что знает, а если чего-то не рассказывает, то он этого не знает и спрашивать его бесполезно». Так что весенний семестр у Алексея начался без необходимости отвлекаться на «всякую ерунду».

Он и не отвлекался, продолжая «практиковаться» в районной детской поликлинике и усердно осваивая новые знания. А вот с «новыми изобретениями» стало несколько сложнее: «экспериментальное производство опытного завода» как раз за время зимних каникул переехало в район деревни Нагатино, по дороге переименовавшись в «Завод фармацевтического оборудования». Не очень и далеко, но добираться до него «своим ходом» стало очень непросто. Поэтому Алексей решил заняться тем, что не требует для производства какого-то особо сложного оборудования, и для начала синтезировал простенький ветеринарный препарат на основе пенициллина. Этот препарат, насколько он помнил, довольно активно применяли в США в начале двадцать первого века, а вот в Европейском Союзе он был почему-то запрещен, и Алексею стало интересно, был ли этот запрет как-то связан с остаточными количествами антибиотика в мясе или яйцах или это случалось «по политическим мотивам». Но как «швейцарский фармацевт» он знал лишь о факте запрета — а вот для чего этот препарат использовался, он был не в курсе. То есть не знал, применялся ли он для животных или для птицы, да и про дозировки не имел ни малейшего понятия. Но то, что какие-то болезни животных препарат даже не излечивает, а предотвращает, он был в курсе — и о подготовке методик его применения сумел договориться с институтом ветеринарии.

Забавно договоренность проходила: его там сначала и слушать не захотели. Но когда он сказал, что препарат требуется испытать и все нужные методики разработать, а он этим заниматься не может и не хочет, то ситуации мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов. Что Алексею было понятно: одно дело просто «подтвердить применимость» — тут тебе ни славы, ни премий. И другое дело — выступить автором методики лечения животных, за что пряники могли обломиться исключительно серьезные.

Пенициллин в ветеринарии уже применялся, но в основном с крупными животными, причем уже больными: его все же колоть требовалось, но новый препарат, хотя и был раза в три менее губительным для микробов, противно не вонял и на вкус мерзким не казался, поэтому его вроде бы можно было добавлять скотине в пищу или даже в питье, что давало ветеринарам много новых возможностей — однако они Алексея не разочаровали. То есть они даже отказались «руку протянуть за пряниками», и пришлось парню лично отвезти партию препарата в ветлабораторию. Которая размещалась в здании рядом с Птичьим рынком…