Перехватчики
Шрифт:
От такого вступления даже голова закружилась. Еще никогда никто так не называл меня. Трижды перечитав начало, я пошел дальше.
«…Извини, что задержалась с ответом. Дома навалилось сразу столько неотложных дел, что я просто с ног сбилась.
Впрочем, буду писать по порядку. Проводник, которому ты сдал меня на «хранение», оказался очень симпатичным дядечкой. Сколько хорошего рассказывал о вас, летчиках! Мне доставляло удовольствие слушать его. Между прочим, он сказал, что ты показывал ему мою фотокарточку, чему я была удивлена, потому что никогда
Дома меня встретили, как водится, охами и ахами. Не знали, куда посадить, чем накормить, советовали отдохнуть, но я стала устраиваться на работу — в тот же госпиталь.
Думала, как оформлюсь, так напишу тебе, похвастаюсь. Но не тут-то было.
Приходит вечером незнакомая женщина, тоненькая, худенькая, горбоносая, — в общем, такая же, как я, пигалица, только постарше и черная, как цыганка. Спрашивает жену летчика Простина. Кроме тебя, никто меня так еще не называл. Это звучало необычно в чужих устах, немножко смешно. Я даже растерялась.
Женщина назвалась Герасимовой, председателем женского совета полка, и пришла по важному делу.
У меня сердце — в пятки. Молчу, жду, что сейчас скажет. Неужели плохое? И вот сообщает, что наш полк (теперь я имею право так говорить) переезжает на новое место. И сразу же принялась агитировать поехать туда, не дожидаясь тебя.
«Мы должны к приезду мужей наладить там нормальную человеческую жизнь, — так сказала она. — Это наша святая обязанность, наш высокий долг».
Она не давала мне рта раскрыть, точно боялась услышать от меня такое, что барабанные перепонки в ее ушах не выдержат. Почему-то считала, что меня необходимо, как выражается мой папа, подковать на все четыре ноги.
Я рассмеялась.
Она это истолковала по-своему и пуще прежнего начала обрабатывать меня.
Знала бы я, сколько должна буду своему мужу, то, наверно, никогда не вышла бы замуж.
«А муж мне что-нибудь хоть должен?» — наконец спросила я.
Да, оказывается, ты должен кормить меня и одевать.
«А если я умею это делать сама? — спросила я у председателя. — И еще его смогу накормить и одеть. Что тогда?»
Наверно, я сгустила краски. Но мне было очень обидно, что она приняла меня за человека, который не захочет поехать, куда должен поехать муж.
Мой ответ удовлетворил ее, и мы расстались теплее, чем встретились. Она даже пооткровенничала со мной, сказав, что современные молодые жены совсем не то, что старые солдатки, прошедшие с мужьями сквозь огонь и воду, готовые за ними хоть к черту на рога.
С работы второй раз не хотели отпускать. Но теперь и с этим утрясено. На мое место берут Верочку Стрункину — вашего бывшего полкового врача. Ты, пожалуйста, не волнуйся за меня. Я не очень жалею, что снова рассталась с мечтой стать хорошим хирургом. Больные всегда с подозрением смотрели на мои тонкие, или, как сказал
Итак, дорогой мой мальчишка, уже совсем скоро я, может быть, навсегда должна проститься с родным городом, с мамой и папой (они ничего еще не знают), с друзьями.
Говоря по совести, уезжать не очень хочется из родного гнезда, я привыкла здесь ко всему. Я почти уверена, что не смогу себе найти там работу. (Врачей среди жен офицеров, как мне сказали, восемнадцать человек.) Но за те дни я еще больше привыкла к тебе. Нет, «привыкла» не то слово. Я люблю тебя и буду только с тобой.
До встречи в «лесном гарнизоне».
«Дорогой Леша!
Неделя прошла, как мы живем в «лесном гарнизоне», — сообщала Люся в другом письме. — Места чудесные, почти заповедные. Говорят, в здешних лесах водятся даже медведи и дикие кабаны. Мужчины накупили ружей и ждут охотничьего сезона.
Семейные расселились по избам колхозников. Но в будущем всех обещают перевести в дома, которые строятся на берегу. Солдат пока поместили в больших палатках, на холод не жалуются.
На новом месте я прежде всего сходила в соседнее село Камешки, где больница, и узнала, нельзя ли поступить на работу. Мест не оказалось. Тут же выяснилась любопытная подробность: в больницу уже устроились три жены офицеров, — оказывается, они приехали сюда раньше. Вот это оперативность!
Трудоустройством внутри гарнизона занимался женский совет. В воинскую санчасть он рекомендовал жен, мужья которых выполняют менее оплачиваемую работу. Ни одна жена летчика сюда не попала.
Ты, наверно, уже думаешь: вот раскудахталась… Ничего подобного. Это просто к слову. Работать, конечно, хочется, но, раз негде, значит, негде.
Главное, мы будем вместе.
Только хотела написать тебе что-нибудь ласковое, как пришла наша Петровна, приказывает идти на собрание. Будет обсуждаться какой-то очень серьезный вопрос, а какой — не говорит.
…Дорогой Леша, только через три дня удалось присесть к столу за неоконченное письмо. Ты просил, чтобы я писала обо всем очень подробно: о моей жизни и о жизни гарнизона. Последнее сделать нелегко, потому что человек я гражданский и к тому, что делается в нем, не имею прямого отношения. Но все-таки попробую, как могу.
Ты не можешь представить, чем мы занимались эти дни и будем заниматься, кем я стала сейчас!
Однако опять забегаю вперед.
Собрание, на которое меня вытащила председатель женского совета, проходило на аэродроме и было посвящено его достройке.
Доклад сделал начальник одного из инженерных батальонов. Он начал с того, что спросил: хотим ли мы, чтобы наши мужья скорее прибыли в «лесной гарнизон»?
«Хотим!» — ответили мы хором.
Он рассказал, что сделано и что надо сделать.