Перехватчики
Шрифт:
— Обратно к нам. В полк. И прямо на аэродром пришел. Не мог, говорит, больше вытерпеть.
— Где он?
— Там, — он махнул в сторону командного пункта. — В теплушке.
Мы встретились с майором как хорошие товарищи. Я сам не знал, почему так обрадовался возвращению Сливко. Может быть, в нем я видел воплощение отдельных черт характера Кобадзе, хотя они были разные люди.
— Ого, ты уже старший лейтенант! — сказал он, оглядывая меня.
— Да, присвоили
— Как видишь. — Мы вышли из теплушки. Майор закурил, блаженно улыбнулся, глядя с прищуром на стоявшие в сторонке самолеты. И я понял: он прирос к авиации всем сердцем и отодрать от нее Сливко можно было только с мясом и кровью. Вот это и роднило его с Кобадзе.
— Встречался там с матерью Людмилы, — сказал Сливко. — Совсем случайно. На почте. Она прочитала мне из вашего письма то место, где сообщалось о Кобадзе. Я не поверил. И сразу же заказал телефон. Разговаривал с Семенихиным. Он подтвердил. И, между прочим, напомнил одну из заповедей. Когда из строя выходит солдат, на его место встает другой. Но я об этом догадался и сам. И вот приехал. Только не в адъютанты.
— Адъютантом у нас теперь Пахоров.
— Слышал и про это. Неужели он струсил?
— Определенно сказать нельзя, потому что сам он отрицает это. Шатунов и Лобанов юридически не годятся в свидетели — они были на втором взводе. Но наши ребята им верят. А врач обязан верить своему пациенту. И если Пахоров сказал, что после шатуновского удара его рвало, что у него теперь частые головные боли, Александрович вынужден был признать у него сотрясение мозга и не допускать к полетам.
— Ну и как? Справляется Пахоров с новыми обязанностями?
— Какое там! Ходит как в воду опущенный. Не разговаривает ни с кем.
— Стыдится?
— Кто его знает.
— А я, признаться, будучи звеньевым, делал на него ставку. Уж больно хорошо стрелял он. Прохлопали парня.
Тут уж Сливко имел в виду Истомина, с которым, всегда спорил по вопросам обучения. Сливко утверждал, что авиация держится на талантах. Им и нужно в первую очередь уделять внимание. А Пахорова он считал талантливым человеком.
— Но Шатунов-то! Кто бы мог подумать?! — Сливко покачал головой, и нельзя было понять: одобряет он действия Михаила или осуждает. — Что же ему было?
— Посидел на гауптвахте. Ну да ведь сколько птицу ни мори голодом, она не разучится летать. А по комсомольской линии для первого раза Шатунову поставили на вид. За дебош.
— Да, дела. Дежурным на командный пункт ходишь по-прежнему? — в карих выпуклых глазах майора появилось настороженное внимание.
— Приходится.
— Ну и как?
— Что
— Если мне предложат должность штурмана наведения…
— Надо идти. Штурманом наведения должен быть летчик. Я в этом убедился тысячу раз. Тот, кто стоит у планшета непосредственного наведения и дает команды, и тот, кто сидит в кабине самолета и выполняет эти команды, должны составлять одно целое. Они обязаны не только понимать друг друга с полуслова, но и читать мысли один у другого, чувствовать одинаково. А для этого нужно, чтобы люди были единомышленниками.
Я рассказал майору, как однажды перехват не состоялся только потому, что штурман наведения и летчик плохо знали слабые и сильные стороны друг друга.
— Значит, и ты советуешь?
— Определенно. — Я не замечал, как часто стал говорить любимыми словами Кобадзе. — И не надо медлить.
Дома я рассказал Люсе о возвращении Сливко.
— Он встречался с твоей мамой.
— Мне это известно.
Я с изумлением посмотрел на Люсю:
— Ты с ним разговаривала?
— А почему бы и нет?
— Верно, почему бы и нет, — я посадил Люсю на колени. Она округлилась и прибавила в весе. — Ты скоро станешь мамой. У нас будет сын.
— Нельзя так говорить.
— Почему?
— Сглазишь. Надо говорить, у нас ожидается… Нельзя быть до конца уверенным.
— О, ты стала суеверной. А еще врач. Образованная женщина. Так он приходил к тебе?
— Приходила Верочка Стрункина.
— Что?!
— Она приехала вместе с ним. Они помирились.
— Вот как! — я подумал о Шатунове. — Ну что ж. Лучше поздно, чем никогда. Она славная. Пусть считает, что ему повезло.
— Сначала она не хотела его простить и отказалась ехать. Но любовь переломила. Бросила все и прибежала к поезду, с которым уезжал Сливко.
— Рассказывала о городе?
— Город разрастается. На месте аэродрома сооружают спортивный городок. Страшно хочется побывать дома. Повидать своих.
— Побываем. Обязательно побываем. А пока напиши маме. Пусть приедет.
РЕЙД СТАРЫХ СОЛДАТОК
Погода переменилась за одну ночь. Вчера было тихо и деревья стояли как во сне, усыпанные пушистым инеем. А сегодня кто-то выпустил на волю ветер, и вот он, обрадовавшись свободе, ошалело заметался во все стороны, перебрасывая с места на место сугробы снега, снял с деревьев красивые белые одежды, забрался под чехлы самолетов, надул полотно огромными пузырями.
Летчиков погода устраивала. Вот поутихнет ветер, и можно будет начать полеты в сложных метеорологических условиях.