Перекресток одиночества 4
Шрифт:
Хотя отрицать нельзя — это ведь настоящий рай. Земной райский сад посреди инопланетной тюремной зоны.
— Расскажите — попросил я, шагая за Мутимиром — Как вам удалось? С чего все началось? Что это за место?
— Ух сколько же вопросов в твоей голове… Ты, верно, тот самый Охотник…
— Он самый.
— А юная молчаливая особа рядом с тобой не иначе как столь сильно ожидаемый нами инженер…
— Здравствуйте — улыбнулась Милена, вполне поспевая за нами на костылях — Ого… это ведь вишня? А там за ней слива?
— Вишня и слива — с улыбкой подтвердил Мутимир.
— А разве они всегда дарили такие большие плоды? — поинтересовался я, протягивая руку и осторожно касаясь сливы размером с мой кулак. Вишня была чуть меньше хорошего
— Вы еще не видели наших тыкв и арбузов — лукаво прищурился старик — Пойдемте. А ваши друзья нагонят нас — от двери ведет лишь одна тропа и она, к сожалению, совсем не так длинна, как хотелось бы. Наш сберегаемый уголок не столь уж и велик… Ну да вы уже и сами видите…
Тут он немного прибеднялся. Мы прошли шагов пятнадцать, прежде чем увидеть конец извилистой тропы, тянущейся между старыми деревьями со срезанными вершинами и немалой частью веток. Тропа привела нас к небольшому овальному пространству. Этакая поляна посреди рощи. По краям тянется широкая полоса огорода с грядками. А в центре стояла самая настоящая хижина, собранная из толстых ветвей и редких досок. Имелась даже двускатная крыша, сплошь засаженная ромашками и одуванчиками. Крыша насквозь декоративная, изобилует щелями и явно служит скорее неким символом дома, чем является им на самом деле. Сдуваемые ветром с крыши белые лепестки и одуванчиковые ворсинки кружились в воздухе в причудливом танце, медленно и неохотно опускаясь на землю и длинный стол с двумя скамьями. Над грядками согнулся еще один старик в синеватой хламиде. Опустившись на колени, он бережно рыхлил землю деревянной лопаткой. Увидев нас, он улыбнулся и приветственно кивнул, но от работы отрываться не стал.
— Вот теперь я в шоке — призналась мне Милена, глядя на главную достопримечательность огорода — огромную желтую тыкву таких размеров, что ее можно смело называть рекордсменом.
— И ко мне подступает — кивнул я, неотрывно смотря на лежащие в траве зеленые арбузы — Погодите… там у деревьев вода блестит или мне чудится?
— Наш небольшой пруд.
— И в нем?
— Золотые карпы — безмятежно произнес Мутимир — И вы удивитесь их размерам.
— Куда уж сильнее — пробормотал я, задирая голову и глядя на далекий бетонный потолок — Куда уж сильнее… Мне бы выпить пару рюмок чего-нибудь крепкого. А затем я с огромной радостью выслушаю всю историю Пальмиры… Хотя нет… сначала я буду рад наладить торговые отношения.
Мутимир разом посерьезнел, если не сказать помрачнел.
— Пальмира не торгует… мы закрыты от внешнего мира. Это небольшое закрытое место с уникальной историей…
— Уникальная история и место — кивнул я, чувствуя, как очарование начинает покидать мою голову — Это вы красиво сказали. А еще вы были правы, когда сказали, что увидев тыкву я буду удивлен. Я на самом деле удивлен и одновременно озадачен подсчетом…
— Подсчетом чего, Охотник?
— Количества порций тыквенной каши… сколько килограмм в этой уже спелой тыкве? У вас большое население?
— Сейчас нас осталось всего восемь. И никогда не бывало больше двенадцати. Хороня одного, мы тут же начинаем поиски следующего подходящего кандидата, отбирая с великой придирчивостью, ведя долгие разговоры…
— Разговоры с кем? С другими убежищами?
— Нет, что ты. Мы разговариваем с теми, кто способен услышать нас там наверху. Но погоди с расспросами, Охотник. И погоди с осуждением нас. Мы понимали, что как только откроем вам наше местоположение и впустим внутрь, нашему старому укладу жизни придет конец… Мы обсуждали это долго.
— Но сохранить тайну оказалось невозможно — понял я — Так как вышедшие из строя системы находятся где-то здесь же в саду.
— Верно… Поэтому мы еще обсудим эти твои… торговые отношения. А пока я прошу не судить нас и прежде выслушать нашу историю и нашу веру…
— С радостью — уверил я его, медленно кружась и всматриваясь в пространство между деревьями.
Я быстро понял, что это действительно удивительное место
Митомир будто услышал мои мысли и долгим жестом обвел деревья и грядки:
— Это и есть вся Пальмира. Крохотный уголок тепла и жизни… Присаживайтесь на лавки, друзья. И пока мы дожидаемся ваших друзей, я принесу вам травяного отвара и расскажу о нашей истории. А все началось с крепко-накрепко зажатых в кулаке одной давно уже умершей женщины десятка тыквенных семечек…
Сначала я слушал торжественного старика внимательно, но, когда в своей истории он миновал начало и дошел до главного момента — открытия этого места — я слушал уже с куда меньшим старанием, хотя внешне вида не подал. А внутри себя я был занят усмирением вспыхнувшей легкой бесполезной злости. Злости на само это место и на всех его трудолюбивых обитателей, похожих друг на друга одеяниями, прическами, улыбками и манерой разговора. Но по мере того, как седобородый старик продолжал свой рассказ, моя злость утихала, превращаясь в тихое сожаление и понимание, что все нынешние жители Пальмиры просто идут по глубокой и еще до них протоптанной узкой колее бытия…
Пальмира…
Как и ожидалось, все началось там наверху — среди пронизанных молниями черных туч чужой планеты. И на самом деле история началась не с умершей женщины с тыквенными семечками, а с Паши Аквариумиста, как он называл себя сам. Он подробно описал все свою жизнь в этом ледяном мире — причем письменно, с многочисленными более поздними комментариями, дополнениями, объединенными в некий обширный архивный и чуть ли не священный том, к коему здешние жители относились с глубоким благоговением и нам показать никак не могли. Хотя мы и не просили.
Паше Аквариумисту было чуть за тридцать, когда он сюда угодил. Он имел только одну руку — левую потерял в результате несчастного случая с десять лет назад, а до этого работал в одном из столичных трамвайных депо. Став калекой, не отчаялся и завел хлопотливое хобби, что позже превратилось во вполне себе прибыльное дело, что в наши времена называлось бы модным словечком «бизнес». Он выращивал и продавал рыбок и вообще все живое и связанное с аквариумистикой. Каждую субботу и воскресенье он собирал большую и специально сшитую сумку с ремнем, загружая в нее банки с отобранными рыбками, после чего направлялся пешком на ближайший рынок, где вместе с другими любителями этого дела проводил немало часов больше за разговорами, чем за торговлей. Хотя среди них и не было принято стараться всучить именно свой товар покупателю. Зазорным считалось и продавать откровенному любителю сложных для ухода рыбок и прочих созданий. Таким предлагали ярких веселых гуппи — порой зачерпывая их в прозрачный пакет и отдавая бесплатно — для пробы. Не помрут — приходи за шикарными алыми меченосцами и донными сомиками… а на важных телескопов пока можешь и не смотреть — твоя посудинка не для их высокоблагородий…