Перекресток Теней

Гельман Юрий

За двориком начиналась лужайка, а за ней - фруктовый сад, упиравшийся в городскую стену. За садом почти не ухаживали, поэтому деревья с переплетенными ветвями походили больше на дикие заросли, чем на творение рук садовника. Но сад, не смотря ни на что, благоухал, и сидя в небольшой беседке, утопавшей где-то в его глуши, можно было наслаждаться не только искренним очарованием птичьих трелей, но и в полную грудь дышать весенним нектаром, со щедростью преподнесенным природой.

Молодой граф в свои двадцать четыре года был худощав, строен и не по возрасту рассудителен. У него были светлые волосы и чайного цвета глаза с подвижным взглядом - редкое сочетание, придающее лицу некую мечтательную холодность. Рано оставшись без родителей,

юноша всею душой потянулся к своему дядюшке, бывшему на то время Великим магистром Ордена тамплиеров. Но он был слишком молод не только для того, чтобы примкнуть к Ордену в качестве его постоянного члена, но и для того, чтобы вообще думать о воинской службе. Однако дядя не оттолкнул юного племянника, а, напротив, приблизил к себе и всячески готовил молодого человека к будущим подвигам.

Граф был весьма честолюбив и предан своему благородному происхождению и начальному воспитанию, опиравшемуся на религиозные моральные устои и не позволявшему скатиться до низости и предательства. Он до сих пор свято верил в справедливость, и Венсан де Брие не хотел его в этом разубеждать.

Казнь Великого магистра подействовала на Гишара де Боже так угнетающе, что уже в течение четырех дней он пребывал в исключительно подавленном состоянии. Граф заперся в своей комнате, всякий раз отвечая отказом на призывы дворецкого, зовущего хозяина к обеду или ужину. Он был растерян и смят чередой последних событий и теперь совершенно не знал, оставаться в Париже или уехать в свое родовое имение. Эти душевные колебания разрывали его сердце. И только визит какой-то неизвестной девушки, настойчиво требовавшей встречи с ним, вывел молодого графа из ступора.

Он принял ее, спустившись в прихожую, прочитал адресованную ему записку, после которой его мрачное лицо просияло. Потом написал короткий ответ сам и с волнением передал девушке. И теперь, поздним мартовским вечером, нервно расхаживая по гостиной, освещенной четырьмя свечами, Гишар де Боже ждал гостя. Этот визит, к которому он готовился весь остаток дня, мог изменить всю его дальнейшую жизнь. Так казалось графу или так он страстно желал сам - теперь не имело значения.

Когда дворецкий доложил о госте, де Боже встрепенулся, и глаза его заблестели. Он вскинул руки и, как старого приятеля, долгожданного и самого дорогого, обнял Венсана де Брие. Рыцарь искренне прижал к себе молодого графа - как младшего брата или даже сына, встречи с которым тоже долго ждал.

– Ну, наконец-то!
– воскликнул де Боже.
– Я опасался, что с вами может что-то случиться. В городе так неспокойно по вечерам.

– Еще более неспокойно днем, - ответил де Брие.

– Простите, граф, я вас не понимаю...

– Слишком много глаз, - пояснил рыцарь.
– Особенно теперь, после всех событий...

– Ах, да! Вы совершенно правы. Я до сих пор не могу прийти в себя!

– Необходимо иметь большое мужество, чтобы пережить все это, - сказал де Брие и добавил, глядя прямо в глаза молодому графу: - Надеюсь, у тебя его окажется достаточно?

– Мой дядя когда-то говорил мне: мало толку в мужестве, не подкрепленном высокой целью. Я верил дяде и понимал его стремление направить меня в нужное русло. Вы прекрасно знаете, дорогой граф, что дядя многие годы руководил мной и заменял отца.

– Да, знаю, - подтвердил де Брие.
– Твой дядя был прекрасным человеком и примерным воином.

Де Боже благодарно кивнул и указал на стулья. Мужчины расположились возле камина лицом друг к другу. Камин слегка гудел, жадно втягивая в дымоход оранжевые языки пламени с синеватыми ободками. Поленья медленно умирали в нем, сипло потрескивая.

– Ваша милость, - заметно волнуясь, сказал де Боже, - я бесконечно рад нашей встрече, особенно теперь, когда нахожусь на распутье. Поверьте, я совершенно не знаю, что мне делать. До последнего дня я надеялся, что все обойдется, что старика де Моле помилуют, что Орден как-то продолжит существование...

и вдруг эта необъяснимая жестокость короля... Семь лет назад я был еще слишком молод, но Великий магистр обещал лично посвятить меня в рыцари и принять в Орден, когда я достигну совершеннолетия. Увы, его вскоре арестовали, и рыцарем я не стал до сих пор, хотя душа моя - с вами.

– Это опасные рассуждения, Гишар, - остановил его де Брие.
– Орден Храма давно распущен папой Климентом, и теперь неразумно высказывать сочувствие тамплиерам, которых признали виновными во всех смертных грехах!

– И это мне говорите вы, один из тех, кто ближе всех стоял к Великому магистру де Моле! Вы, о чьих подвигах не раз рассказывал мой дядя, когда я был еще мальчишкой! Вы, на кого я смотрел с восторгом и трепетом, с кого я брал пример долгие годы!

– Да, Гишар, это говорю тебе я, - сказал де Брие, испытывающе глядя в глаза молодому графу. Потом добавил тихо, но убедительно: - Орден распущен, однако он не умер. И я хочу, чтобы ты это понял. Остались люди, осталось немало преданных людей, Гишар. Они теперь живут скрытно, не выставляя напоказ свою принадлежность к Ордену. Когда ищейки Филиппа и папы снуют по всей Франции и за ее пределами, оставаться незаметным особенно трудно, поверь мне. Но дело, которому мы служили долгие годы, не погибло в костре четыре дня назад. Когда умер твой дядя, а Жак де Моле сменил его на посту Великого магистра, мне было столько же лет, как тебе сейчас. Я только начинал служить Ордену и еще не знал многих вещей. Но теперь я знаю то, что было недоступно другим и во что меня посвятили самые высокие лица Ордена. И я пришел к тебе, Гишар, как к верному и преданному товарищу, чтобы доверить некоторые секреты.

При этих словах молодой граф вскочил со стула и заметался по комнате. Небывалое воодушевление овладело им. Он почувствовал, что ему, отчаявшемуся выбрать путь, может найтись достойное применение.

– Ваша милость, вы доверяете мне?!
– воскликнул он.
– Мне, простому человеку, мечтавшему о белом плаще с красным крестом, но так и не ставшему рыцарем?

– Да, Гишар, доверяю, - ответил де Брие.
– Только хочу предостеречь от одной ошибки.

– Любое ваше слово я восприму, как приказ!

– Для начала присядь и выслушай меня.

Гишар де Боже послушно присел на стул, заглядывая в лицо вечернему гостю. Глаза молодого графа сверкали, по лицу блуждала таинственная улыбка.

– Прежде всего, мой юный друг, тебе необходимо научиться сдерживать свои эмоции. Негоже рыцарю, пусть и молодому, коим отныне я буду тебя считать, показывать на лице все то, что скрывается в душе. Сдержанность, невозмутимость, а порой и смирение должны стать чертами твоего поведения с этого дня. Учитель церкви Святой Бернар Клервоский говорил: Рыцарь Христа должен быть вооружен Щитом терпения, Доспехами смирения, дабы охранять глубины души, и Копьем милосердия, поскольку с ним, направляясь ко всем людям и взывая к милосердию, он ведет битву Господню. Не исключено, что вскоре тебе предстоят нелегкие испытания, и чрезмерная горячность или торопливость отнюдь не послужат подспорьем для успешного их преодоления. Выдержка и душевное мужество - вот залог успеха. Понимаешь ли ты меня?

– Отлично понимаю, ваша милость! Мне только неясно, о каких испытаниях идет речь.

– Сейчас поясню, - сказал де Брие, доставая из внутреннего кармана котты небольшой свиток.
– Вот, Гишар, мы подошли к самому главному.

Молодой граф взял из рук де Брие документ, развернул его и прочитал следующее: "В могиле твоего дяди, Великого магистра де Боже, нет его останков; там тайные архивы Ордена и реликвии - корона Иерусалимских царей и четыре золотые фигуры евангелистов, которые украшали Гроб Христа и которые не достались мусульманам. Остальные драгоценности хранятся внутри двух колонн, против входа в крипту. Капители этих колонн вращаются вокруг своей оси и открывают отверстие тайника".