Перекресток
Шрифт:
Учиться надо вовремя.
Все надо делать вовремя. Время камни разбрасывать, и время собирать, как любил говаривать покойный наставник при дворе, удавленный за неучтивость. Разбрасывать так, чтоб падали, куда положено, и на кого положено (князь вспомнил свой полк легких пращников и довольно пожевал губами), и собирать тоже надо с умом. Без ума собрал, свалил в кучу - холм получился, а кому тот холм нужен?.. Разве что на могилу, для вечной памяти, и то...
А попадется толковый каменщик - и лягут камни в основу столичного храма Инара-Громовержца; поклонятся людишки грозному
Хорошая вещь - вера... полезная, дорогостоящая... сколько запросит Хаом за слово о храме?.. не базар здесь, не поторгуешься...
"Вера...
– думал молодой послушник Махиша, разглядывая своего знатного ровесника.
– Ишь, словно купец: весы вынул и прикидывает, сколько барыша достанется... Шалишь, князюшка, с огнем играешь!.. Будет барыш, да не тебе..."
Послушник хмуро глядел, как напускное безразличие застывает на лице гостя равнодушно-приветливой маской династии, выдержавшей и вой степняков, и каменные ножи староверов, и многое другое... ох, многое, бессчетное, гулевое; веками выдержанное, отстоянное...
А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной земле, в пыли - пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши...
Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться...
Именно эта мысль - глупая, пустая, ядовитая - занозой сидела в мозгу ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать. Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и понимания - где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера людская становится бытием... как весенние ручьи, ручейки и просто талые струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья...
Ах, вера, вера, вера людская!.. Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы, маги, шаманы, ясновидцы, пророки - Предстоятели!..
Трижды видел он - словно в бреду - тот Алтарь, и косматое, гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного возбуждения - он вспомнил!
Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот сладостный миг.
Он видел свое лицо.
Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу вверх и сверху вниз - понял две истины.
Нет, не две - три.
Он понял, что богов - нет. Нет Стоящих над миром - но есть Предстоящие.
Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.
И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля Инара-Громовержца.
И эта истина вновь позволила ощутить
А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием грядущего.
– ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе мне ждать, идол?!.
Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного князя. Он слышал совсем другое.
То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и будущим бессилием.
И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные, бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в самых затаенных мечтах.
Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в Ничто.
Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.
Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи, укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
И повернулся к человеку в алом плаще.
– Возвращайся в Лик. Велишь закладывать храм. Народу скажешь - Инар согласен. Обо мне - молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет... Станут спрашивать - запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял?
– Понял, Пастырь...
Князь на мгновение припал на колено и коснулся холодными губами руки сверстника - неожиданно состарившегося на века, тысячелетия - за короткий миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во рту еще оставался сладковато-терпкий привкус...
Вкус чужой веры.
ИНТЕРМЕДИЯ
Человек идет по Дому.
Он наискосок пересекает зал с сумрачными гобеленами и диагоналями шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и тот вздрагивает и оборачивается.
Человек стоит в Доме. В зале, где только что были гобелены. И лепные розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых алебард. И тишина, словно Дом удивленно смотрит на человека - дескать, что же ты, меняйся!..