Перемены

Батчер Джим

Я повторил имя только дюжину раз или около того, прежде чем над головой промелькнула тень, и что-то размером с охотничьего сокола обрушилось с небес, смазано махая крыльями, и запорхало примерно в двух футах передо мной.

— Bozhe moi! — пробормотал Саня, и Эспераккиус был уже на полпути из ножен, когда он закончил говорить.

Я не смог удержаться и не съязвить:

— Есть некая настоящая ирония в твоём использовании этого выражения, О Рыцарь Быть Может.

— Вперед! — Протрубил звонкий голос, словно актер, играющий шекспировскую пьесу. — Берись за

меч, каналья! И мы посмотрим, кто истечет до смерти кровью от тысяч маленьких порезов!

Саня стоял с открытым ртом, его сабля всё ещё частично была в ножнах.

— Это… — Он потряс головой, как будто кто-то ужалил его в нос. — Это… domovoi, da?

Небольшое воинственное существо оказалось стройным, атлетическим юношей, почти пятнадцати дюймов ростом, с прозрачными стрекозьими крыльями, растущими из плеч и копной пушистых, как одуванчик, лавандовых волос. Он был одет в одежды, которые выглядели так, словно были сняты с куклы Джо: оливково-серое обмундирование парашютиста с обрезанными рукавами и дырочками, прорезанными для крыльев. Он носил слишком много оружия для своего роста; большинство из него на нейлоновых ремешках, похожих на веревочки от бейджев, которые выдают на конвенциях. Один нож для писем висел у него на боку, как длинный меч, еще два пересекали друг друга за его спиной. Я подарил ему несколько ножей для разрезания бумаги на последнее Рождество, посоветовав держать половину в безопасном месте, как резервное оружие.

— Domovoi? — разъяренно воскликнул маленький фейри. — О, нет, как ты смеешь!

— Полегче там, генерал-майор, — серьезно проговорил я. — Саня, это — генерал-майор Тук-Тук Минимус, капитан моей домашней стражи. Тук, это — мой добрый товарищ Саня, Рыцарь Креста, который встречает опасность на моей стороне. Он хороший.

Фейри затрясся от возмущения.

— Он русский! И он даже не заметит различия между domovoi и polevoi, когда увидит их в двух футах от себя! — и Тук-Тук горячо затараторил по-русски, тыча в высокого Рыцаря пальцем.

Саня ошарашено слушал, но потом моргнул, отпустил саблю и поднял вверх руки. Он что-то произнес, что прозвучало мрачно и очень формально, и только тогда гнев Тука немного уменьшился. Он сказал Саня одно или два грубо звучавших слова, присовокупил к этому резко вздернутый подбородок, словно воскликнул: «Вот так», и повернулся обратно ко мне.

— Тук, — удивился я. — Неужели ты говоришь на русском языке?

Он удивленно глянул на меня.

— Гарри, — сказал он, словно в этом вопросе не было никакого смысла, — ты только что сказал это, не так ли? — он официально мне поклонился. — Чем могу служить тебе, мой лорд?

Я присмотрелся к нему чуть более внимательно.

— Почему половина твоего лица раскрашена в синий цвет?

— Потому что мы теперь Зимние, мой лорд! — отчеканил Тук. Его глаза несколько раз резко покосились вниз и в сторону. — И… скажи, это ведь не означает, что мы должны будем, есть холодную пиццу, так ведь?

— Конечно, нет, — совершенно серьезно кивнул я.

Тук выглядел успокоившимся.

— Ох. Хорошо. Гм. Так о чем мы говорили?

— У меня есть работа для

тебя, — официально начал я, — и для каждого, кого ты сможешь позвать на помощь. — Я кивнул на пиццу. — Тариф обычный.

— Очень хорошо, мой лорд, — отсалютовал Тук. Его взгляд снова скользнул вниз. — Может быть, кто-то должен проверить пиццу. Ты знаешь. На яды и всё такое. Это будет плохо выглядеть, если кто-то отравит твоих вассалов, ты ведь понимаешь?

Я подозрительно посмотрел на него. Затем поднял вверх палец.

— Всё верно. Один кусочек. И после — вперед!

Тук набросился на коробку с пиццей, как большая белая акула набрасывается на тюленя. Он врезался в неё, один быстрым ударом срезал крышку и, схватив самый большой кусок пиццы, начал жадно поглощать его.

Мы с Саней смотрели на это словно загипнотизированные. Тук был похож на человека, пытающегося съесть кусок пиццы величиной с автомобиль. Кусочки подлетали вверх и нанизывались на лезвие его меча. Соус разлетался повсюду, словно ретроспектива событий на Каменном Столе.

— Гарри? — спросил Саня, внимательно глядя на меня. — С тобой всё в порядке?

— Скоро будет, — пробормотал я.

— Это создание служит тебе? — спросил Саня.

— Этот и еще примерно с сотню меньше этого. И в пять раз больше работников я могу призвать на неполный рабочий день время от времени, — я задумался над этим. — Они служат мне не совсем так, как это понимается под деловыми соглашениями, которые мы все так любим. Они помогают мне иногда. За это я регулярно снабжаю их пиццей.

— Которую они… любят, — глядя на уничтожаемую пиццу, сказал Саня.

Тук от удовольствия закружился волчком на пятке и упал на спину с совершенно беззастенчивым восторгом; его животик выпирал так сильно, что казалось вот-вот лопнет. Он пару мгновений полежал там, издавая счастливые, булькающие звуки.

— Нуу, — сказал я. — Да.

В Саниных глазах танцевали чертенята, но его лицо было серьезным.

— Ты — наркоторговец. Такие крошечные фейри. Позор.

Я фыркнул.

— А что он сказал насчет Зимних? — спросил Саня.

— Гарри — новый Зимний Рыцарь! — пробормотал Тук-Тук. — Это фантастика! Старый Зимний Рыцарь главным образом сидел без дела, замученный пытками. Он никогда не отправлялся на приключения или что-нибудь такое, — он помолчал и добавил, — если не считать приключением схождение с ума, я полагаю.

— Тук, — вздохнул я. — Я… так сказать, пытаюсь сохранить всё, связанное с Зимним Рыцарем в тайне.

— Хорошо, — откликнулся Тук. — Почему?

Я перевел взгляд с маленького фейри на Саню.

— Послушай, я, хм… Это личное, хорошо, и…

— Потому что каждое существо в Небывальщине увидело церемонию, — гордо сказал Тук. — Мэб позаботилась об этом! Она отражалась во всех ручьях, прудах, озерах и лужах и в каждой мельчайшей капле воды!

Я уставился на объевшегося фейри, потеряв дар речи.

— Хм, — сказал я. — Эээ. Как это… очень, очень волнительно.

— Это было больно, когда ты целовал Мэб? — спросил Тук. — Потому что я всегда думал, что её губы выглядят такими холодными, что могут обжечь. Как уличные фонари зимой! — Тук внезапно сел, его глаза округлились. — Оооооох. Неужели твой язык примерз к ней, как на том Рождественском шоу?