Перемещенный
Шрифт:
— Вы по поводу Юрия Радченко? — средних лет медсестра в снежно-белом халате приблизилась к Степану. Брови ее вопросительно изогнулись.
— Да, — Степан отвлекся от созерцания лепнины на потолке и с тревогой посмотрел на нее.
— Не волнуйтесь, все в порядке. Ранение пустяковое, осколок уже вытащили. Через неделю будет бегать ваш воин, как раньше.
— Спасибо, — он позволил себе виновато улыбнуться. — Ничего, что я в таком виде расселся?
— Ничего, все нормально. Идите домой, вас там наверняка уже ждут, — женщина с состраданием смотрела
— А откуда вы знаете?
— Знаю. Оттуда, откуда вы пришли, возвращаются редко, да и то только в том случае, если очень сильно желают этого.
— Еще раз спасибо большое. Ну я пойду?
— Идите-идите. Ничего не случиться с вашим Юрием. Его уже в палату перевели, скоро ужинать будет.
Ужин. Степан покинул больницу, удивляясь тому, как быстро летит здесь время. На улице было уже темно, но он зашел-таки в штаб, зная привычку Фридриха засиживаться на работе до позднего вечера. И он не ошибся: куратор и впрямь сидел в кабинете, склонившись над испещренной множественными обозначениями картой.
— Добрался-таки наконец! — он обрадовано вскочил со своего места, крепко облапил Степана за плечи и долго не выпускал из своих медвежьих объятий. — Да, потрепало тебя, я смотрю.
— Есть немного. Но вернулся зато. Целым и невредимым.
— Ну то что целым — я уже заметил. А вот невредимым ли — это мне завтра Нюра твоя доложит.
— Так уж и доложит, — Степан улыбнулся одними уголками губ. — На вот, держи, — на стол перед Фридрихом легла потрепанная карта. — Часть территории обследовать не успели.
— Догадываюсь почему. Буря?
— Да. Потрепала неслабо. Человека потеряли.
— Одного?
— В бурю одного.
Фридрих разложил на столе карту и некоторое время молча изучал пометки, сделанные на ней рукой Степана. Не поднимая глаз поинтересовался:
— Каково общее количество потерь?
— Два человека. Ряднов, Федотов.
— Повезло.
Степан непонимающе смотрел на друга. Тот словно уловил его взгляд — оторвался от карты и медленно, с расстановкой произнес:
— Когда я говорю повезло, значит — повезло. Во время этой операции мы потеряли восемнадцать из сорока шести групп. И это только на нашем участке фронта. Количество потерь в каждой уцелевшей группе в среднем составило шестьдесят шесть целых и семь десятых процента.
— По-нашему, это сколько? А то у меня голова что-то не варит, устал.
— Группа состоит из шести человек. Вот, считай, четверо из них не вернулись.
— Тогда и впрямь повезло, — Степан пододвинул стул поближе к столу Фридриха, сел.
Куратор закончил, наконец, заниматься картой, отодвинул ее в сторону и извлек из ящика стола непочатую бутылку шнапса.
— Нет, не хочу. Давай завтра?
— Ну, как знаешь. В девять ноль-ноль жду тебя у себя для более развернутого доклада. В одиннадцать ноль-ноль к особисту сходишь и в финотдел по дороге заглянешь по поводу премиальных — там твоя подпись в ведомостях нужна вроде бы. Все понял?
— Понял. Разрешите идти?
— Давай,
— Так она знает???
Рот Фридриха растянулся, обнажив в улыбке прокуренные зубы:
— А ты сам-то как думаешь? Сарафанное радио оно, брат, почище дивизионной разведки работает. Да, кстати, чуть не забыл: ходатайствовать буду о представлении тебя к награде — железному кресту за доблесть.
— Ну, спасибо, — Степан был всерьез озадачен. — Даже не знаю, что на это и ответить.
— А ничего пока не отвечай — рано.
Куратор вновь подвинул к себе карту, тем самым давая знать своему сержанту, что аудиенция закончена. Степан бесшумно прикрыл за собой тяжелую дубовую дверь и быстрой походкой направился к выходу. Миновал вестибюль с двумя охранниками, не спеша спустился по каменным ступеням, нащупывая их ногой. После яркого электрического света в кабинете Фридриха глаза его адаптироваться к вечерней полутьме пока не желали. Постоял чуток, освоился, мазнул безразличным взглядом по небу, сплошь усеянному чужими созвездиями, да и побрел себе дальше. Надоели они, если честно, созвездия эти. Втошнились можно даже сказать.
У ворот КПП его ждал сюрприз. Степан и не заметил его поначалу — уж слишком этот «сюрприз» был мал. Да и в тени стоял. Как тут углядишь? Но когда этот «сюрприз» с размаху натолкнулся на Степана, едва не сбив его с ног, он в одно мгновение подхватил почти невесомое тело, крепко прижал к груди и целовал до тех пор, пока не устали губы.
Нюра ничуть не изменилась: все та же девчонка-подросток с горящими глазами. Разве что волосы в косу заплела да похудела еще больше. Ну да ничего, откормим. Степан протянул охраннику аусвайс, подождал, пока тот не вернется к нему через выходное отверстие переносного терминала и, молча сунув черный кругляш в карман, понес свою драгоценную ношу через лес к деревне.
— Поставь меня на землю! — Нюра обрела наконец дар речи и теперь упиралась в грудь Степана кулачками, отчаянно стараясь высвободиться. — Поставь, кому сказано!
— Еще чего, — он лишь прибавил шагу да пощекотал губами ее маленькое ушко.
— Поставь, ну пожалуйста, — в голосе ее послышались просительные нотки, и Степан наконец сдался.
Едва оказавшись на твердой земле, жена тотчас же поправила задравшийся до неприличия сарафан и произнесла, сердито надув губы:
— Поворачивай, назад пойдем.
Брови Степана от удивления поползли наверх:
— Это еще почему?
— Потому что у ворот лагеря осталась Евгения, и если ее сейчас задерут волки, то я тебе этого никогда не прощу!
— Погоди, а зачем нам нужна Женя? — он никак не мог взять в толк с какой стати Нюре понадобился снайпер из его группы и вообще, что делает Женя у ворот лагеря, если она давным-давно должна почивать в казарменной койке. Абракадабра какая-то!
— Ну что ж ты у меня такой глупый? — видя, что Степан так ничего и не понял, она разжевала ему словно маленькому ребенку: — Евгения — беременна. И теперь она будет жить с нами!