Перемещенный
Шрифт:
— Тоже мне, такси нашли, — мужик смотрел на них из-под кустистых бровей с таким неодобрением, что Степана даже зло взяло.
— Видишь же — человек ранен!
— Вижу, чай не слепой. Так куда везти-то?
— На Сусанинку и вези. Тренировочный лагерь где знаешь?
— Отчего же не знать? Сестра у меня там за кузнецом местным в замужестве состоит.
— За Генрихом чтоли?
— Ага, за ним самым.
— Ишь ты!
Мужик уже не глядел на них зверем. Даже наоборот: засуетился, помогая поудобнее устроить Юрия внутри фургона. Медицинский фургон, оказывается, был оборудован встроенными койками в два ряда по обеим сторонам.
— Трогай!
Возница
— Как там дела у Юры? — Степан повернулся к Жене, которая уже успела стянуть с парня брюки и теперь внимательно осматривала рану.
— Похоже, что ничего страшного. Осколок с внутренней стороны бедра, застрял в мягких тканях. Артерия не задета.
— Вытащить сможешь?
— Наврядли, — она с сомнением покачала головой.
Полезла в карман за тряпицей, протерла запотевшие линзы очков и, водрузив их вновь на переносицу, принялась сноровисто перевязывать рану.
— Ну как знаешь, — Степан хотел было уже последовать примеру Бавина и завалиться на одну из пустующих коек, но в последний момент передумал. Освободился от вещмешка, сдернул с плеча винтовку и с облегчением повел плечами. Хорошо-то как! Словно кожу старую сбросил. — Савельич, можно к тебе?
— Отчего же нельзя? Я хорошей компании завсегда рад, — пробасил возница и сам откинул полог.
Степан примостился на пустующую половину козел, с наслаждением набрал полную грудь наполненного всевозможными ароматами воздуха. Долго держал его в себе и выдохнул лишь тогда, когда почувствовал, как запульсировала в висках кровь.
— Что, пахнет? — Савельич искоса поглядел на него и ухмыльнулся.
— Пахнет.
— Так это тебе домом пахнет, служивый. Долго по лесам маялся?
— Долго, очень долго, — фургон свернул вправо и Степан зажмурился. Солнце било ему теперь прямо в глаза.
— На вот, хлебни.
Он с благодарностью принял граненый бутыль, на треть наполненный мутновато-белой жидкостью, громко, с хлопком, выдернул пробку, вырезанную из пористой древесины дерева неизвестной ему породы, и надолго присосался к его надбитому горлышку. Возница даже крякнул уважительно, глядя с какой лихостью Степан поглощает его ядреное пойло.
— Ты это, не серчай на меня за то, что везти вас поначалу отказывался. Заваруха там сейчас серьезнее некуда. Сирти как чумные прут и прут. Видал что твориться?
— Видал, — Степан оторвался наконец от бутыли. — С чего это они так?
— Да пощипали их наши, селений пару пожгли. Вот те и взбеленились. Покою от них четвертые сутки нет никакого. Ну, а это сам понимаешь — раненые. Вывозить их на чем-то надо? Надо. А тут вы на мою шею, как с неба свалились.
— Заканчивай, Савельич. Понимаю я все. Ты мне вот что скажи: стоит Сусанинка?
— Стоит.
На душе у Степана сразу стало легче. Что поделаешь, так уж устроен человек. Чужие беды его волнуют мало, так, постольку поскольку. Посочувствовать может, иногда даже помочь. А вот что касается своего, кровного, то тут уж дело совершенно иначе обстоит. Ехал Степан теперь уже с совершенно безмятежным видом, даже удовольствие от поездки получать начал. Вальяжно откинулся на спинку козел да по сторонам поглядывал, хозяйским взглядом окидывая бескрайние просторы своей новой Родины. Устав от созерцания ржаного поля, что раскинулось по обеим сторонам ухабистой дороги и никак не желало заканчиваться, повернул голову к вознице:
— Как
Тот задумчиво пожевал губами, затем решительно кивнул.
— Удержат. Туда батальон Эйзенберга перебрасывают.
— А это еще что за птица?
— СС. Ох и крутые ребята! Да еще и вооружены неслабо: автоматы у всех, плюс одних только пулеметов штук восемь будет.
— Сила, — Степан внимательно прислушался к себе, стремясь вычленить из памяти то, что его сейчас обеспокоило. Наконец понял: СС. Это буквосочетание резало слух, навевая страшные картины из далекого прошлого его родного мира. Точно так же в свое время бравые немецкие вояки с закатанными по локоть рукавами да автоматами, висящими поперек груди, уничтожали деревни и села его народа. Уж не то же самое происходит здесь и сейчас? Настолько ли сирти кровожадны или их попросту вынуждают идти на верную смерть ради своих родных и близких? Он крепко зажмурил глаза, стремясь отогнать назойливые мысли и представил перед собой Нюру. Такой, какая она есть: худощавая пигалица, девчонка-подросток с широко распахнутыми изумрудными глазами, что смотрят на мир беззаботно и весело. Представил ее лукавую улыбку, мысленно провел рукою по волосам цвета воронова крыла и даже умудрился почувствовать их аромат. Да пропади они пропадом, все эти международные конфликты! Лично ему нет до этого ровным счетом никакого дела. Степан едет домой, к Нюре. Едет — и точка. А сирти с Империей уж сами как-нибудь между собой разберутся. Разбирались же они как-то задолго до появления Степана?
— Эй, служивый!
— Да, — Степан вздрогнул и потер глаза, которые открывались почему-то с явной неохотой.
— Приехали.
— Как приехали?
— А вот так. Ты проспал полдороги.
— Неужто и вправду спал?
— Спал-спал.
Степан громко отрыгнул, и возница поспешил отвернуться. Ничего себе амбре! И как с таким перегаром пред ясны очи начальства являться? А потом домой, к Нюре?
— Ох и зелье же у тебя, Савельич! Ядренее некуда!
— Ну дак и я о том же хотел тебе сказать, — возница хитровато улыбнулся. — Да вот не успел только. Ты ж его одним глотком высосал.
— Спасибо тебе, удружил. Ничего не скажешь. И что мне теперь делать?
— А ничего. На вот, пожуй, — он порылся у себя в кармане и торжественно вручил Степану горсть высушенных листьев, источающих стойкий аромат мяты.
— Помогает?
— Не помогало бы — не предлагал.
— Ладно, спасибо.
Степан положил пару листьев в рот, поработал челюстями, тщательно перемалывая их в труху, полученную зеленую кашицу проглотил и сделал пробный выдох. Нормально. Савельич на этот раз не поморщился, даже когда он дыхнул в его сторону.
— Где это мы?
— Что, не узнаешь места-то родные? Через пяток минут в лагере будем.
Действительно: вскоре фургон уже подъезжал к воротам тренировочного лагеря. Завидев, что в салоне находится раненый, охрана пропустила их внутрь без всяких проволочек, не озаботившись даже проверкой аусвайсов. Савельич доставил их прямиком к госпиталю, сдал Юрия на попечение санитаров и лишь потом укатил по своим делам, не забыв перед этим тепло попрощаться с каждым членом их группы. Женю с Дмитрием Степан сразу отправил в казарму, препоручив им свои вещи. Сам же предпочел остаться в госпитале. Присел в холле неподалеку от столика регистратора, облюбовав монументальное кожаное кресло, да так и застыл в нем, полностью уйдя в свои мысли.