Перемещенный
Шрифт:
— Так вот вы где! Я уже грешным делом подумала, что вы позабыли о своем приглашении, — Ильса стояла неподалеку от здания магазина, прислонившись спиной к раскидистой пальме с узловатым, сплошь покрытым шарообразными вздутиями, стволом.
— Простите, совсем забегался, — Степан остановился, с трудом переводя дух, затем взял под локоть девушку и повел ее по боковой аллее в сторону контрольно-пропускного пункта. — Мы в Сусанинке живем. Это совсем рядом.
— Могли бы и не говорить, — полной грудью вдыхая посвежевший к вечеру воздух, Ильса откровенно наслаждалась прогулкой.
Впрочем, вечер и вправду был великолепен.
Первой нарушила молчание Ильса:
— Скажите, вы счастливы?
Счастлив ли он? Пожалуй, что да, счастлив. Степан так и не ответил ей, слегка озадаченный странностью заданного вопроса.
Она поняла его молчание по-своему:
— Я тоже. Удивлены?
— Не очень. Счастье — достаточно аморфная субстанция. Никогда не узнаешь, глядя на человека, счастлив он или всего лишь делает вид, что счастлив, зачастую не признаваясь в этом даже самому себе.
Их беседу прервал солдат у контрольно-пропускного пункта, бесцеремонно затребовавший аусвайсы для осуществления идентификации личностей. Дальше они шли уже молча и лишь подходя к дому Ильса спросила с легким смущением в голосе:
— А ваша жена не обидится на то, что вы вот так, без предупреждения, привели в дом совершенно постороннюю женщину?
— Ну почему сразу постороннюю? — Степан сделал большие глаза. — Мы же с вами кляйнберны вместе ели!
Нюра копалась на огороде, увлеченно выпалывая из гороховой грядки редкий бурьян. Завидев девушку рядом со Степаном, она напряглась поначалу, затем лицо ее озарилось радостной улыбкой:
— Ильса, какими судьбами?
— С мужем твоим сегодня познакомилась, он и пригласил в гости. Чаю грозился налить и женой-красавицей похвастать. Ты же знаешь, мужики это дело любят.
— Ага, любят. Раньше за ним правда такого не водилось. Да вы проходите в дом, я сейчас.
Степан усадил гостью за стол, а сам принялся растапливать печь. Дело не клеилось. Дрова, будучи совершенно сухими, упорно не хотели разгораться.
Ильса деликатно кашлянула в кулак:
— Простите, что вмешиваюсь, но не могли бы вы вон ту заслонку открыть? А то тяги не будет.
— Какую заслонку?
— Эту, — приблизившись к печи, она стала на цыпочки и потянула на себя едва заметную округлую рукоять, что располагалась у самого потолка на дымоходе. — Вот так.
Действительно: пламя разгорелось почти сразу, с неуемной жадностью поглощая сухие, как порох, дрова. Степан выругался сквозь зубы и вдруг ощутил на своем плече узкую ладонь Ильсы. Развернулся резко, словно ошпаренный, и встретился с ее холодным, оценивающим взглядом.
— Степан, прежде чем вернется ваша жена, я хотела бы узнать от вас ответ на один жизненно важный для меня вопрос: как вы относитесь к имперской политике по отношению к коренным жителям этой планеты?
— Почему вам так важно знать мое мнение? — ответил он вопросом на вопрос, желая потянуть время для того, чтобы собраться с мыслями. Итак, Ильса — работник Особого Отдела. Приставлена к нему с целью проверки на политическую благонадежность молодого, подающего надежды сержанта. Сходится? Вполне. Отыграла свою роль девушка попросту замечательно.
— Вы здесь человек новый, — взгляд ее несколько смягчился, — а, следовательно, свободны от влияния местных стереотипов. Итак?
— Даже не знаю, что и сказать. Неожиданно как-то все, спонтанно. Да и для того, чтобы мнение собственное составить, необходимо наличие определенного количества информации. Вы не находите?
Ильса не сдавалась:
— А вы все-таки попробуйте!
— Хорошо, я попробую, — Степан подхватил с печи кипящий чайник, разлил кипяток по чашкам, добавив туда янтарной жидкости из неказистого заварника. Приглашающе махнул рукой Ильсе, и та робко присела на краешек стула, вплотную сведя ноги словно школьница на уроке ботаники. — Давайте рассуждать вместе: я достаточно молод, у меня есть жена, которая готовится стать матерью. У меня есть дом. Не хоромы, не люкс в шестизвездочном отеле, но, тем не менее, место, в котором чувствую я себя легко и комфортно. За работу мне платят деньги, и немалые. Сами говорили: кутить на них можно сколько вздумается. Иначе говоря: всем я доволен и все меня устраивает. Теперь по поводу того, что касается политики: образцовым государством в моем понимании является то, которое в первую очередь заботится о финансовом благосостоянии своих граждан. А притесняют дикарей, не притесняют — это, между нами говоря, дело десятое. Естественный процесс. Эволюция, можно сказать. Я достаточно ясно выразил свое мнение?
— Более чем, — Ильса добавила в чашку сахара и теперь задумчиво помешивала его резной чайной ложкой.
В избу пулей влетела Нюра: краснощекая, запыхавшаяся, но зато с красиво уложенными волосами и вымытыми руками.
— Не выпили еще чай? Я пирожков с малиной у соседки выпросила для такого случая.
— А ну-ка давай сюда! — Степан мигом вскочил со своего места, выхватил из рук Нюры объемистый пакет и высыпал его содержимое на первый попавшийся поднос.
— Нет, спасибо большое, но мне уже пора, — Ильса отставила в сторону недопитый чай, скомкано попрощалась и вышла, оставив Нюру в полнейшем недоумении.
— Ты зачем девушку обидел? — насела она на Степана.
— Да ничем я ее не обижал! Она задала мне вопрос — я ответил. На этом все.
— Какой вопрос?
— Как я отношусь к имперской политике и вообще счастлив ли я.
— Интересно. Ну и что ты ей на него ответил?
Степан подхватил жену на руки, усадил к себе на колени и, найдя под иссиня-черными волосами ее маленькое розовое ушко, нашептал в него все то, что он говорил Ильсе.
— Странно. Не понимаю, — Нюра, пригревшись в объятиях Степана, несколько утихомирилась. — Кстати, а что ты знаешь об Ильсе?
— Ничего не знаю кроме того, что она продавец в продовольственном магазине.
— Она тебе не рассказала?
— О чем именно она должна была мне рассказать?
— Даже не знаю. Ну хотя бы о том, что в прошлом Ильса — бригадный генерал имперских вооруженных сил.
Вот те раз! Сказать, что Степан был огорошен — значит ничего не сказать. Ильса, худая, изможденная калека с единственным глазом и протезом вместо правой руки — и бригадный генерал? Немыслимо. Выдал бы ему эту информацию кто-то другой, не Нюра — не поверил бы ни за какие коврижки, непременно поднял завравшегося шутника на смех.