Перерождение Артефактора
Шрифт:
Марселла посмотрела на него, как на дитё малое.
— Конечно, курсант де Липшек! Это же практическое применение полученных знаний! Но, что важнее, это же профессор Рассел! Сам Кевин Рассел, некогда ходивший по сумеречным водам под началом моего отца!
— Это… это круто, я полагаю? — неуверенно спросил Шон.
Марселла опалила его взглядом, и парень тут же склонил голову:
— Простите.
— Не извиняйся! — я хлопнул его по плечу, отчего ложка вылетела у него из пальцев и плюхнулась в тарелку с супом. — Никто не обязан перед чем-либо или кем-либо преклоняться.
На этот раз свой пылающий взор дель Ромберг направила на меня.
Ну, а я что? Сижу, ем рагу из чайки — наслаждаюсь «простецкой» едой. Не мы к Марселле за стол подсели. Она сюда сама плюхнулась. Вот пусть и терпит нас.
— Говоря вашими словами, курсант де Липшек, — проговорила девушка после нескольких секунд тяжёлого молчания, — любой, кто ходил под парусами моего отца, крут. А уж тем более один из старших офицеров. Нам очень повезло, что господин Рассел стал преподавателем в Академии, где мы учимся. Нужно гордиться этим и принимать с честью. Курсанты других Академий не могут похвастаться тем, что их на постоянной основе обучает кто-то с Лудестии!
— Да… Наверное… — неуверенно проговорил Шон и смущённо улыбнулся. — Если так думаете вы, леди дель Ромберг, значит так оно и есть.
— Я не леди! — перебила его девушка. — По крайней мере, здесь. Здесь я курсант!
— И фанатка всего, что связано с Лудестией, — хмыкнул я. — Которая любит выпячивать свою кровную связь с капитаном Джонсоном.
— Что? — процедила Марселла, медленно поворачиваясь в мою сторону. — Вас что-то не устраивает, курсант Лаграндж? Или вы считаете, что подвиг Лудестии и её капитана не достоин памяти?
— Отчего же, достоин, — пожал я плечами. — И…
— Или вы думаете, я должна забыть своего отца? — перебила меня Марселла. — С чего бы? Да как вы вообще смеете подобное говорить? Я… Вы…
Вскочив на ноги, она развернулась и потопала прочь.
Но спустя пять шагов вновь развернулась, вернулась к нашему столу, забрала поднос с посудой и остатками еды, и понесла его в сторону мойки.
— Зря ты так, Тео, — осуждающе проговорил Шон. — Леди дель Ромберг не выпячивает своё родство. Выпячивают что-то, чтобы получить какую-нибудь выгоду. Она ни разу не кичилась тем, что является единственной дочерью и наследницей дель Ромбергов. Это для неё неважно. Она любит море, хочет повторить подвиг отца и очень гордится своим отцом. Хоть никогда его и не знала.
Взгляд Шона был непривычно серьёзен, он будто бы пытался прожечь мне черепную коробку и выгравировать на моём мозге свои слова.
— Ты сегодня на удивление многословен, — усмехнулся я, — и решителен.
— Эм… — смутился Шон, отводя глаза. — Просто…
— И мне это нравится, — перебил я. — Как и твои мысли. Но нельзя жить прошлым, Шон. Если она будет боготворить каких-то стариков или давно умершую легенду, она не сможет жить настоящим и творить будущее. Если великолепие капитана Джонсона продолжит слепить глаза нашей малютке, она не сможет разглядеть собственный путь. Не сможет сама стать новой легендой и попасть в Восьмое
— Эм… эм…
— Доедай давай быстрее. На самом деле мне тоже не терпится взглянуть на профессора Кевина Рассела.
Кевин постарел. Уже и очки нацепил, полысел и обзавёлся небольшим животиком. Когда мой старый друг зашёл в кабинет, я невольно замер, чувствуя, как заныло сердце. Сколько прошло времени, с тех пор как я умер? Восемнадцать лет… Это ведь много? Что сейчас с теми, кто был мне дорог и близок? Сколько людей из них сейчас живы?
Время безжалостно.
Правда, глядя на то, как бодро и увлечённо Кевин рисует на доске схему сердечника простенького энергощита, я немного расслабился. Он тот ещё живчик, наслаждается своей работой. Уверен, проживёт ещё немало счастливых годков.
А учитывая, что Кевин старше Бари на десять лет, мой заклятый «друг»… моя Цель сейчас, должно быть, помирать не собирается.
Эх, лишь бы Бари был полон сил, когда я приду за его головой…
— Поразительно, профессор! Вы предлагаете использовать панцирь трёххвостого броненосца в тёртом виде вместо того, чтобы использовать куски и обломки. Я читала, что ваш метод более сложен, но он вызвал революцию в артефакторике! Недаром вы были старшим плотником-артефактором на легендарной Лудестии! — восторженно выдала Марселла, когда Кевин закончил вводную часть лекции и спросил, есть ли вопросы.
Мой старый друг грустно улыбнулся и поправил очки.
— На самом деле этот метод придумал капитан Джонсон, — проговорил он. — Именно он открыл способ преобразования в пыль самых твёрдых материалов. Наш капитан… — Кевин тяжело вздохнул. — Он был не только величайшим мореходом, но и величайшим артефактором! Я уверен на сто процентов, если бы капитан Джонсон не умер так рано, микроартефакторика уже успела бы сформироваться в полноценное направление науки. А не оставалась недостижимой сказкой.
— Микроартефакторика невозможна? — удивлённо переспросила дель Ромберг. — Но ведь артефакты становятся все менее и менее громоздкими, и…
— И это так, курсант дель Ромберг, — перебил её профессор. — Но будь у капитана Джонсона хотя бы ещё лет двенадцать… Может быть, это, — указал он на нарисованный в полный размер сердечник щита, занявший всю доску, — влезло бы в сумку.
— А может, и в карман, — усмехнулся я.
Одногруппники недоумённо уставились в мою сторону. Кевин же посмотрел на меня с любопытством, а затем весело усмехнулся:
— А может, и в карман! Золотые слова, молодой человек! Так, курсанты, — бодро хлопнул он в ладоши. — Раз вопросов по существу ни у кого нет, приступаем к созданию сердечников. За ближайшие два месяца каждый из вас должен собрать полноценный блок корабельного щита. Около семи недель из этого времени уйдёт на создание одного лишь сердечника. И приступим мы к исполнению этой задачи немедленно. Сегодня каждый из вас должен сделать левую торцевую панель, полностью запитав её контур. Кто не справится до конца занятия с этим элементом, может, приходить в мастерскую в часы дополнительных занятий.