Перерождение Артефактора
Шрифт:
Мадам Джонсон изумлённо округлила глаза. Память услужливо начала подсовывать картины из давно забытого прошлого. Крохотный задний дворик, где улыбающийся мужчина с пышными усами учит фехтованию сынишку.
—… Кроншнеп очень сложный стиль, Леон, — говорит мужчина. — Даже я не могу позволить себе исполнять все его элементы в реальном бою. Но и того, что есть, мне с лихвой хватает!
Мадам Джонсон промокнула глаза платочком и, посмотрев на старика Бима, произнесла:
—
— Ага, слёзы выбивает, — хмыкнул старик.
Последние несколько секунд за беседой Бима и мадам Джонсон наблюдала старуха-нищенка по прозвищу Матильда.
Вредная, как голодная чайка.
И уже успевшая достать из корзины с яствами шматок вяленого мяса и банку сушеных помидор.
— Слышь, Терез, — проговорила ехидная старуха. — Так-то не только алтийский выродок в этом году поступил. Но и твоя ненаглядная внучка.
Тереза Джонсон резко обернулась и обожгла старуху яростным взглядом.
— Дочь этой девки не может быть моей внучкой, — процедила она.
— Хе-хе-хе… — засмеялась старуха. Как и всё на пристани, она прекрасно знала, как мадам Джонсон реагирует на упоминание о своём родстве с Марселлой дель Ромберг.
Я стоял за спиной черноволосого юноши и смотрел, как он рисует карандашом девичий профиль. Рисует самозабвенно, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Якорь ему в бухту, да он даже язык от напряжения высунул!
— Очень похоже получается, — шепнул я.
Шон подпрыгнул на месте, накрыв листок руками и ошарашенно уставился на меня.
— Вылитая юная леди дель Ромберг, — улыбнулся я. — Нравится дочурка нашего губернатора?
Шон изумлённо заозирался по сторонам. Кроме нас, в кабинете во время перерыва находились и другие одногруппники, но все были заняты своими делами.
— Не нравится. Прошу, не распускайте слухов, курсант Лаграндж, — смущённо прошептал он, всё также бегая глазками по кабинету.
— Будь проще, зови меня Тео. И… может быть, я подумаю над твоей просьбой.
Шон хмуро уставился на меня, а затем тяжело вздохнул:
— Как-то нечестно получается, Тео.
— Главным знанием, которое курсанты должны вынести из обучения в Академии, на мой взгляд, является то, что в море с тобой далеко не всегда будут поступать по чести. Но лично я считаю, что как раз самому о чести забывать не стоит. А вот увещевать в отсутствии чести других — глупое и бесполезное занятие.
Несколько секунд Шон удивлённо смотрел на меня, а затем улыбнулся.
— Ты говоришь интересные вещи, Тео. Ты хорош не только в фехтовании, но ещё и мудрый философ.
— А ещё я красавчик, добряк и скромник, — расхохотался я. — А у тебя, определённо, выдающийся талант, — я взглядом указал на листок, который парень уже успел перевернуть. — Развитый талант.
— Что? — сбился с мысли Шон, ещё секунду назад смущённый моей похвалой.
— Много времени, говорю, тратил на обучение рисованию. Не метил в морские офицеры. Так ведь?
Парень снова нахмурился. А затем обречённо выдохнул, покачал головой и опустил плечи.
— Так заметно, да? — тихо спросил он.
— Хм… — я сделал вид, что задумался. — Если все остальные курсанты пытаются строить из себя могучих волчар с сильными и мохнатыми лапами, то ты на их фоне кажешься беззащитным котёнком.
Шон обиженно посмотрел на меня, а затем отвёл взгляд.
— Понятно…- выдохнул он.
— Но! — продолжил я, положив руку ему на плечо. — Раз ты настоящий художник, то, вероятно, знаешь, что порой мир не таков, каким кажется он. И в маленьком котёнке может скрываться настоящий лев, — улыбнулся я.
— Спасибо, — расплылся Шон в ответной улыбке.
Не удержавшись, я добавил:
— Правда, относится ли это к тебе, я без понятия.
Он начал было в очередной раз отводить взгляд, но не успел, так как я продолжил:
— Однако, настоящий моряк всегда стремится к своей цели. Поставишь цель разбудить внутреннего льва — разбудишь. Но это позже. Лично сейчас я поставил перед собой цель перекусить и не в одиночестве. Ну? Идём в столовку?
Хлопнув ресницами за стёклами круглых очков, парень робко кивнул.
Первые два месяца обучения курсантам нельзя покидать территорию Академии. А вот потом уже, при хорошей успеваемости и примерном поведении можно будет ходить в увольнительные. Но обязательно возвращаясь в общежитие до начала комендантского часа.
— Нда уж, сынок, как говорится, отжёг ты по полной, — усмехнувшись, изрёк мой приёмный отец Александр Лаграндж.
Использовать личные артефакты на территории Академии, а значит, и связываться с их помощью с роднёй тоже было запрещено. Однако один раз в неделю можно было встретиться с любым человеком. Места для «свиданий» на территории были оборудованы со всеми удобствами — с Лагранджем, например, мы сидели в красивой беседке и пили чай с пирожными.
— Не понимаю, о чём ты, отец, — я изобразил удивление.
— Не понимает он… — покачал головой Лаграндж. — Весь город только и говорит о твоей победе на дуэли. И о том, что ты использовал одну из высших техник очень сложного стиля. Эх, я лишь один раз поддался на твои уговоры и показал её. А ты запомнил и скопировал! Поразительно!
— Поразительная память у поразительного меня, — с важным видом кивнул я.
— И поразительные способности, — покачал головой Лаграндж. В его взгляде и движениях одновременно читались восхищение и неодобрение.