Перерождение
Шрифт:
У Ричардса чуть ноги не подкосились.
— Похоже, ответ утвердительный, — усмехнулся Дойл. — Ричардс, видел бы ты себя сейчас!
— Что тебе об этом известно?
Глаза Дойла полыхали холодным голубым огнем, четко различимым даже на фоне яркой иллюминации стоянки. Ричардс как будто смотрел в фотообъектив в момент открытия затвора.
— Знаешь, я ведь слышал, как она приближается, — проговорил Дойл и поднял глаза на темные силуэты деревьев.
«Грей!»
На Уровне 4
«Пора, Грей, пора!»
Теперь Грей вспомнил, наконец вспомнил все: сны и ночи, которые провел в отсеке, наблюдая за Нолем. Вспомнил его истории, вспомнил Нью-Йорк, первую девушку, потом всех последующих, каждый раз новых; вспомнил накрывающую с головой темноту, бешеный кайф и сладость первого укуса. Он был Греем и в то же время нет, Нолем и в то же время нет, он был повсюду и нигде конкретно. Грей подошел к стеклу.
«Пора…»
«Время — прикольная штука, — думал Грей. — Не в смысле смешная, а в смысле странная». Время оказалось не таким, как он представлял, — не прямой, а кругом, несколькими кругами, один внутри другого, поэтому каждый отдельно взятый миг накладывался на другой и растворялся в нем. Стоило это понять, и все перевернулось с ног на голову. Теперь события будущего вызывали ощущение дежа-вю, потому что в каком-то смысле они уже на самом деле произошли.
Грей открыл шлюз. На стене висел биокостюм, напоминающий бесформенное тело со сломанной шеей. Чтобы открыть вторую дверь, следовало закрыть первую; чтобы открыть третью, следовало закрыть вторую… Кто сказал, что в гермозону можно входить только в костюме — и только по одному?
«Вторую дверь, Грей!»
Грей шагнул во внутренний отсек. Над головой отвратительным цветком висел душ, в углу притаилась камера слежения, однако Грей знал: его никто не видит. Теперь он слышал не только голос Ноля, но и другие голоса. Чьи они, сомнений не вызывало.
«Третью дверь, Грей!»
Надо же, какое счастье, какое облегчение! Какой груз с плеч упал! Он ведь давно чувствовал: плохой и хороший Грей сливаются, образуя нечто иное, неотвратимое — нового Грея, способного прощать.
«Я прощаю тебя, Грей».
Грей повернул широкую ручку. Решетку не опустили, и Ноль тотчас вырос перед ним из мрака. Ртом, глазами, кожей Грей чувствовал его жаркое дыхание и бешеный стук сердца. Грей вспомнил лежащего на снегу отца и заплакал. Он плакал от страха, плакал от радости, плакал, плакал, плакал, а когда Ноль припал к его шее, там, где ближе всего артерия, понял, кто на самом деле был десятым кроликом.
Десятым кроликом был он.
Все случилось очень быстро. За тридцать две минуты умер старый мир и родился новый.
— Что ты сказал? — переспросил Ричардс, и в следующий миг услышал — они оба услышали — вой сирены. Громкий атональный сигнал эхом разносился по объекту
Ричардс украдкой глянул на Шале и, приняв молниеносное решение, поднял «спрингфилд». Только стрелять было не в кого: Дойл исчез.
«Черт подери!» — подумал Ричардс, а потом произнес вслух:
— Черт подери!
Теперь беглецов стало двое. Он обвел взглядом стоянку — вдруг спина мелькнет? Повсюду вспыхивал свет, заливавший территорию неестественным голубоватым сиянием, из казарм доносились крики и топот бегущих солдат.
Да, Дойла придется отложить на потом.
Ричардс пулей влетел в Шале, пронесся мимо охранника, кричавшего ему вслед что-то про лифт, и, едва касаясь ногами ступеней, спустился на Уровень 2. Дверь кабинета оказалась открытой, и через секунду Ричардс уже смотрел на мониторы.
Гермозона Ноля пустовала.
Гермозона Бэбкока пустовала.
Все гермозоны пустовали.
Ричардс включил звук.
— Охрана Уровня 4, это Ричардс. Доложите обстановку!
Тишина, полная тишина…
— Главная лаборатория, доложите обстановку! Кто-нибудь объясните, какого хрена здесь творится!
В ответ раздался чей-то перепуганный голос — кажется, Фортса:
— Их выпустили!
— Кто? Кто их выпустил?
Послышался треск, потом крики, выстрелы и снова крики — так кричат умирающие.
— Черт подери! — раздалось сквозь треск и помехи. — Их выпустили! Уроды уборщики их всех выпустили!
Ричардс запросил видеосигнал с поста охраны на Уровне 3. Возле залитой кровью стены на кафельном полу ничком лежал Дэвис, будто нащупывал отошедший контакт. Тут в зону обзора камеры попал второй охранник, и Ричардс узнал Полсона с пистолетом сорок пятого калибра в руках. За его спиной виднелись открытые дверцы лифта. Взглянув прямо в камеру, Полсон спрятал пистолет в кобуру, вытащил две гранаты, потом еще две, зубами выдернул чеки и швырнул их в кабину лифта. Полсон еще раз посмотрел на Ричардса — голубые глаза остекленели, как у зомби, — приставил пистолет к виску и спустил курок.
Ричардс уже собрался заблокировать уровень, но чуть-чуть не успел. Шахту лифта сотряс взрыв, потом второй, обломки кабины полетели на дно, и свет отключился.
Сперва Уолгаст не разобрал, что именно слышит. Сирена завыла так неожиданно и громко, что на секунду перепутала все мысли. Он поднялся со стула, приставленного к кровати Эми, и толкнул дверь. Герметично закрытая снаружи, она, разумеется, не открывалась. Сирена выла и выла. Неужели пожар? «Нет, — решил Уолгаст, хотя страшный шум мешал думать, — здесь что-то другое, посерьезнее». Он посмотрел на установленную в углу камеру.