Пересекая границы
Шрифт:
Она мельком взглянула на связанную ведьму. Арана-Патриция сидела неподвижно, выпрямившись, насколько позволяли связанные за спинкой стула руки. Все в порядке. Все на месте. Сидит. Ну и пусть сидит. Связали крепко, не выкрутится. А потом — домой… Саэта поймала себя на мысли, что, когда все закончится, ей будет не хватать Кантора. Его светских манер и хамских выходок. Его философских рассуждений и матерных монологов. Его понимающих и насмешливых глаз, серьезных шуток, этнографических лекций и всего остального. И еще не будет хватать рояля. Почему бы ей было не играть на чем-нибудь поменьше, на скрипке или на лютне, к примеру? На чем-нибудь таком, что можно было бы взять с собой и хранить в хижине
Не надо об этом думать. Избравший путь воина не должен жалеть и сомневаться. Лучше заняться чем-нибудь полезным. Пистолет почистить, что ли? Нет, не сейчас. Разберешь, а он понадобится… Или халупу эту подмести от нечего делать? Лучше ни на что не отвлекаться, а следить за этой паршивкой, а то что-то она зашевелилась, плечами дергает…
— Сиди смирно, — прикрикнула Саэта.
— Мне неудобно, — жалобно отозвалась Арана.
— Потерпишь, — бросила Саэта. — Твоим мужикам и похуже приходилось.
— Что тебе до них? — пропел волшебный голос с какой-то совершенно другой интонацией. — Ты ведь их ненавидишь. Они тебе отвратительны. У них грязные липкие руки и глаза. Тебе противен их вид и прикосновения. Это они искалечили твое тело и душу. Они отобрали твой Огонь. Заставили тебя работать на них. За что их жалеть? Пусть умирают. Иди со мной.
Голос проникал под череп, ввинчиваясь в мозг, и вызывал странное покалывание внутри.
— Замолчи! — закричала Саэта, зажимая уши ладонями и вскакивая с места. Рот ей заткнуть, немедленно, как же она колдует в ошейнике?.. Саэта схватила первую тряпку, какая попалась ей под руки, — старое полотенце, валявшееся на столе, — бросилась к пленнице и успела заметить, что случилось: ошейник расстегнут!
А пока Саэта огибала стол, она забыла, куда бежала… Нет, вспомнила. Вот же ее подруга сидит, привязанная к стулу. Кто же это ее? Зачем? Ее непременно надо развязать. Вот так. А самой сесть на стул. И завести руки за спинку. Да, конечно, именно так и надо. Так будет лучше…
Она очнулась привязанной к стулу. К тому самому, от которого несколько минут назад своими руками отвязала пойманную ведьму. С тем самым пыльным полотенцем во рту. О боги, как же Арана расстегнула ошейник? Надо было ей сразу рот заткнуть, кто же знал, что она и голосом может…
— Вот так, — удовлетворенно произнесла Арана-Патриция уже своим обычным голосом. Хотя и обычный ее голос тоже был прекрасен, такой же глубокий и почти волшебный. — Я с удовольствием посмотрела бы, как ты пристрелишь своего приятеля. Это было бы проще и интереснее, но даже это поучительное зрелище не стоит двух миллионов. — Она грациозно присела на лавку, закурила сигарету и продолжила, насмешливо глядя на связанную Саэту: — Он, конечно, не такая легкая добыча, как ты, с ним придется повозиться, но он мне нужен. У него мои деньги. К тому же хороший воин мне не помешает, я опять собираюсь в дорогу. Так что лучше полюбуюсь, как он перережет тебе горло. Это будет живописно… Хотя… Такое я уже десятки раз видела. — Она очаровательно улыбнулась, понаблюдала, как Саэта дергает веревки и мотает головой, и спокойно сказала: — Дергайся, дергайся. Трепыхайся. Это тоже ужасно забавно. Но у тебя ничего не выйдет. Ты будешь сидеть и ждать. Я специально сняла с тебя чары, чтобы ты все сознавала и ждала смерти. Чтобы тебе было страшнее умирать. Когда твой друг станет моим, я тебе даже рот освобожу, чтобы ты могла кричать и визжать. А пока сиди и жди.
Саэта рванулась еще несколько раз и поняла, что ей действительно не освободиться, придется смотреть, как потеряет разум ее друг Кантор, отличный парень и верный товарищ. А потом умереть от его руки… И ничего нельзя сделать.
В этих невеселых размышлениях Саэта провела те два часа, что оставались до возвращения Кантора. А потом снаружи донесся стук копыт, потом шаги, дверь открылась…
Кантор застыл на пороге, в расстегнутой куртке, с плащом и шапкой в руках. И Саэта поняла, что ее последняя надежда была глупой. У него не было этих нескольких секунд. Он снова стоял столбом и смотрел в глаза ведьмы, и его взгляд стремительно терял всякую осмысленность.
— Иди со мной, — приказала Арана.
Кантор выронил плащ, шапку и сделал шаг вперед.
— Патриция, — сказал он и сделал еще шаг. — Иди ко мне. Люби меня.
Ведьма тоже шагнула вперед и рванула застежки платья. Саэта вцепилась зубами в кляп и расплакалась.
Кантор падал в Лабиринт не в первый раз и точно знал это ощущение невыносимого головокружения, сопровождающего переход в иную реальность, промежуточную между жизнью и смертью. Здесь все было не так, как в жизни, и, вероятно, не так, как в смерти, но этого точно не знал никто. Это был действительно лабиринт, и его конфигурация менялась каждый раз. Из Лабиринта было два выхода — ступени наверх и тоннель вниз. По ступеням Кантор уже взбирался. Тоннель видел издали. Некоторые места Лабиринта он хорошо знал и узнавал в любом виде. Но всякий раз, как он сюда попадал, найти выход было крайне сложно.
Этот сад с обилием благоухающих цветов он еще никогда не видел. Хотя, возможно, это место раньше выглядело по-другому. Возможно, в прошлый раз пышные жасминовые кусты были разноцветными кубиками в человеческий рост, мраморные статуи — мертвыми воинами и эта шелковая трава — синей прозрачной водой…
— Иди со мной, — раздалось у него за спиной.
Он обернулся. На белой ажурной скамейке сидела Патриция и с улыбкой протягивала к нему руки. Она была в одном корсете, нежно-кремовом, как рояль в отеле Лютеции, и изящных туфельках на босу ногу. Ее глаза звали, губы манили, открытое тело вызывало неудержимое желание. Патриция всегда была такой. У нее была эта Сила. По ней все сходили с ума. Не из-за красоты, а из-за того, что она вызывала желание. У любого мужчины. «Даже сейчас, когда знаю о ней все, — думал Кантор, — ненавижу ее и понимаю, чего мне будет стоить малейшая слабость, я все равно не могу удержаться. Или все-таки могу? А надо ли? Как сказала Азиль? «Если вы вместе упадете в Лабиринт, там ты будешь сильнее». Как я могу воспользоваться этим? Убить ее? Или наоборот? Это же Лабиринт, здесь все иначе… Если б она нападала, было бы понятно, а так… что я должен делать?»
Патриция поднялась и подошла, обняла и прижалась к нему всем телом. Кантор содрогнулся, чувствуя, что одежда на нем исчезла, что в глазах у него темнеет и что бороться с древнейшим инстинктом не остается сил. Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы, рывком сдирая кремовый корсет…
Саэта видела, как они медленно шли навстречу друг другу, шаг за шагом, по пути срывая с себя одежду, не отрывая друг от друга неподвижного взгляда. Они шли долго и медленно, словно преодолевая какое-то невидимое препятствие. Они сошлись у стола и слились в долгом поцелуе, жадно лаская друг друга, как изголодавшиеся любовники после долгой разлуки, а Саэта смотрела на них с отвращением, оцепенев настолько, что даже не смогла закрыть глаза.