Перешагни бездну
Шрифт:
На пороге возник Эбенезер. Как некую драгоценность, он обеими руками поднимал над головой бутылку, невзрачную, серую от пыли и паутины.
— Досточтимые джентльмены, — провозгласил он.— Нашёл! Клянусь, нашёл. Сей добрый джинн сидел в этой симпатичной бутылке, уважаемые, целых полвека. Его загнал туда так давиэ капитан седьмого сипайского полка Роберт Гипп, мой дядя!
— Роберт Гипп, баронет Агайл? Он ваш дядя? — оживился генерал.— О, вы продолжаете традиции вашей семьи, мистер Эбенезер. Члены вашего семейства, я понимаю, отлично служат короне в этой проклятой Индии.
—
— Восхитительная бутылочка,— усмехнулся генерал громко, сглотнув слюну, — бьюсь об заклад, что во всей Индии мне не довелось видеть ничего похожего на эту драгоценность из подвалов достопочтенного баронета Гиппа.
— Пожалуйте к столу. И там вы убедитесь!
— Мы готовы! — сказал любезно генерал. — Позвольте, я скажу еще пару слов вашему воинственному другу.
Намек был слишком явный, и мистеру Эбенезеру пришлось одному удалиться с волшебной бутылкой в столовую. Генерал не видел отчаянной гримасы, исказившей побелевшее от ярости лицо Гиппа, который терпеть не мог, когда у приезжающих из Дакки штабных офицеров вдруг оказывались какие-то секреты от него...
А генерал, поддерживая вождя вождей под локоть, вполголоса совсем заговорщически говорил:
— Условимся: директивы директивами, а действуйте самостоятельно. И решительно! Запомните, полковник, сегодняшнее число,— генерал многозначительно и подчеркнуто раздельно отчеканил дату, — именно сегодня я сообщаю вам, пока на словах, официозную информацию, переданную кабульскому правительству по дипломатическим каналам: «Поскольку афганское правительство не в состоянии своими силами прекратить проникновение из Афганистана в Индию афганских племен и помешать их участию в восстаниях в полосе независимых племен, то Великобритания вынуждена направить вооруженные силы, не останавливаясь перед необходимостью перехода на афганскую территорию».
— Наконец!
— Понимаете? Мы — военные и истолковываем сообщение по-военному. Це-ремониться мы не собираемся. А осложнения на здешнем участке государственной границы Индии развяжут нам руки в горных странах Бадахшана.
— Наконец-то государственные мужи поняли!
— Пудинг тем вкуснее, чем дольше его ждут. В Афганистане, в Гератской провинции, открыта нефть. И господин Детсрдинг, п хозяева «Англо-Персидской нефти» не простят нашим государственным умам, если они прозевают её. Отсюда повышенный интерес к Северному Афганистану.
— Все ясно, — отчеканил Пир Карам-шах. — Где нефть, там и драка. Теперь жёсткий курс обеспечен.
— Вам остается смаковать. — Он протянул вождю вождей сигару. — Получите удовольствие.
Но сигара
В великосветских гостиных Англии и Индии многие знали, что любимый конек генерала — устройство сюрпризов. Он устраивал сюрпризы и с хлопушками, и с «волшебными» табакерками, и с часами. Сюрпризы не отличались сложностью и остроумием. Они не выходили за рамки обычных шалостей детей школьного возраста. Невинные по характеру, они вызывали снисходительные улыбки. И внезапно совсем уж странная мысль шевельнулась в мозгу слышавшего все в столовой мистера Эбенезера: «А не он ли? Он же сидел в кресле за столом, когда я зашел в кабинет». Любовь к шуткам могла толкнуть генерала черт знает на что.
А генерал все еще похохатывал добродушным баском, не замечая, что лицо мистера Эбенезера темнеет.
— Я покидаю Пешавер, не медля ни минуты,— сказал Пир Карам-шах.
— И куда, достойнейший вождь, вы направите копыта своего коня? — воскликнул шутливо генерал.— Так, кажется, принято говорить у вас в Азии.
Больших усилий стоило Пир Карам-шаху, чтобы ответить в том же тоне:
— Копыта моего коня будут топтать горы и долины Бадахшана и Памира. — И серьезно добавил: — Говорил я, пора начинать. Пришло время серьезных решений.
— Сик! — говаривали древние римляне.— Но начинать придется весной. Только весной. Сейчас — и вы отлично знаете — в горах Гильгита и Читрала на подступах к Бадахшану наступила зима. Туманы, снег, лед на тропах. Никто не позволит нам рисковать снаряжением, людьми.
— Сегодня у нас суббота. В среду я увижу Ибрагимбека. Подниму ему настро-ение. После провала восстания против Кабула он в затруднении. То ли перебраться через горы в Бадахшан, то ли двинуть всей ордой на запад в сторону Герата на соединение с джунаидовскими туркменами. Генгуб Герата Абдурахман не очень слушается приказов Кабула о прекращении военных акций басмачей и калтаманов против Советов. Действует самостоятельно. Джунаид примет Ибрагима гостеприимно.
— Это нас не устраивает, — забеспокоился генерал. — Ибрагимбек нам нужен на Пяндже и у памирских проходов. У гератского генгуба и так есть чем досаждать большевистским пограничным районам: туркменские джунаидовские соединения, белуджи, свои регулярные армейские соединения. Мы Абдурахману хорошо платим и вправе с него требовать «хороших» дел.
— В том-то и дело. Потому так необходима моя поездка. Уговорить Ибрагимбека остаться зимовать в Каттагане трудно, но возможно. От блеска золота у Ибрагимбека руки трясутся.
— Что ж, вам виднее. Но... условились — до весны никаких неожиданностей. В апреле ждите от меня нарочного с депешей. Где он вас найдет?
— В Мастудже. Это у самого подножия Бадахшанского перевала.
— Отлично! Что называется в очаге самого сатаны, — засмеялся генерал — недаром он прослыл весельчаком и умудрялся находить смешное во всем. — Итак, в Мастудж в апреле прискачет гонец. Он привезет пакет и вручит его вам лично. Прочитаете лично и бросите в огонь лично. Разведите в очаге сатаны сатанинский огонь пожарче.