Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

— В одном вы правы,— заметил генерал.— Советам приходит­ся туго. Рад сообщить, что правительства США, Франции и наш Даунинг-стрит в совместном меморандуме заявили о готовности оказать военную помощь нанкинскому правительству в Китае. Одновременно субсидируются воинские части российской царской армии в Маньчжурии. В Хайлар прибыл генерал Гордеев и готовит офицерские воинские части. Газета «Русское слово» каждодневно печатает приказы русского командования. Генерал Дидерихс принимает парады воинских частей, готовых к прорыву на терри­тории Советов. По всей монгольской границе идёт концентрация русских монархистов. Ещё решительнее мы действуем в Синцзяне и Кашгарии у границ Памира.

Есть сведения, что большевики вынуждены провести мобилизацию в Сибири. Для нас с вами, военных людей, понятно, что Советам придётся ослабить свои силы в Туркестане. Для предстоящей операции на Аму-Дарье это очень выгодно.

Генерал потянул носом воздух. Проникшие из столовой и, оче­видно, из кухни запахи заставляли томительно сжиматься желудок. Взгляд генерала красноречиво говорил, что он думает сейчас не о преданных Российскому престолу и царскому отечеству дидерихсах, а о чём-либо более существенном, вроде бифштекса.

Но это не помешало Пир Карам-шаху продолжать с еще боль­шим напором:

— Вот видите! Китайцы готовят удар по наиболее жизненным артериям, по транссибирской магистрали. У нас то же делают на линии Ташкент — Бухара —Красноводск. Движение поездов вот-вот будет прервано иомудами под командой... опытных военных и в том числе энверовских офицеров. Главный удар направлен против Красноводска, а там десять часов по морю до нефтяных полей Баку. В Мешеде командует наш генконсул Хамбер. Твердая ру­ка! У него великолепные осведомители во всем Туркестане и даже, насколько мне известно, есть свои люди в штабе Туркестана из бывших царских военных.

Но тут генерал вышел из состояния невозмутимого доброду­шия и довольно резко заметил:

— Насчет штаба Туркестана ещё не проверено. Денег мы затратили немало, но утверждать, что такой-то или такой-то воен­спец работает на нас, никто сказать ещё не может.

И он предостерегающе показал глазами на дверь в столовую. Пир Карам-шах пожал плечами.

— Их коллективизация нам на руку. Мусульмане Туркеста­на — порох. Огонёк к фитилю, и... и такой огонь запалят басмачи Ибрагимбека. А там устроим резню! Известно ли вам, что в Тур­кестане сейчас убивают из-за угла коммунистов, работников аппа­рата, русских. Стихия ломает плотину... Остается поднять зелёное знамя.

— И вы готовы поднять это знамя?

— Да! За мной шли армии и не из таких первобытных дикарей, а народы с тысячелетней военной организацией.

Генерал вновь и вновь поглядывал через дверь в столовую. Мисс Гвендолен-экономка что-то замешкалась у конца стола. Вздохнув — генерал был ценителем женских фигур, — он заметил вполголоса:

— Полковник королевской службы с зеленым знаменем про­рока в руке? На такое не пойдет, пожалуй, даже этот бухарский князек Алимхан без княжества.

— Эмир нерешителен и вял... Обойдемся без эмира. Я делаю ставку на Ибрагимбека и ему подобных воинственных дикарей. Но мы теряем драгоценное время. Его молодцам грезится звон зо­лота. Они жаждут горячей крови. Пришло время будить их пер­вобытные инстинкты.

— Сатана сидит в ней,— пробормотал генерал.

— Сатана? — переспросил Пир Карам-шах. Он не понял. От­куда он мог знать, что генерал вселил сатану в Гвендолен-экономку. По-видимому, она всячески тянет с обедом, чтобы заставить их здесь, в гостиной, порассказать как можно больше. Но такой оча­ровательной девушке многое прощается, даже чрезмерное любо­пытство.

Мистер Эбенезер сидел спиной к двери. Он не видел ни стола, ни Гвендолен, и несколько суетливое поведение генерала навело на смутное, не выявившееся еще отчетливо подозрение.

— Все обеспечивает успех вторжения,— твердил свое Пир Ка­рам-шах.

—

Вообще наш воинственный друг кое в чем прав, — вмешался хозяин бунгало, мысленно пытаясь найти в словах вождя вождей хоть намек, что он способен шутить.— Западная Европа готова к войне. Однако с оценкой господина Пир Карам-шаха о роли эмира Бухары не могу согласиться. Положение обострено, Франция не по­зволила бы, чтобы через весь Париж русские белогвардейцы проде­фили-ровали к Триумфальной арке с развернутыми царскими зна­менами и в полной форме. Представитель Франции в Лиге Наций настаивает на вооруженных акциях против Советов со стороны Польши и Малой Антанты. Бенеш заявил: «Интервенция неизбеж­на, если большевистский режим не эволюционирует в демократию». Русские эмигрантские соединения перебрасываются в Польшу. На­ша эскадра стоит на стокгольмском рейде. Румынские бояре по­трясают мечами. На съезде царских генералов выступил предста­витель министерства иностранных дел Чехословакии. А Пилсудский! Этот сгусток ярости и ненависти к русским. Поход на Москву будет победоносным. Ведь те, кто рассказывает ужасы о голоде в России, о застывших паровозах, о развале промышленности, о бан­дитизме, не преувеличивают. Советский режим не переживет зимы.— Последние слова мистер Эбенезер торопливо проговорил уже стоя в двери. Извинившись, он вышел.

— А нам, — воскликнул Пир Карам-шах, — надо лишь нанести удар. И колосс на глиняных ногах рухнет. Нужен только боксер­ский кулак.

— И таким кулаком вы считаете этого вашего Ибрагимбека? Гм-гм...— В тоне генерала зазвучали недоверчивые нотки. Терпение его исчерпалось. Муки голода в атмосфере аппетитных запахов нестерпимы. Он даже вскочил и прошелся по комнате, не удержался и заглянул в столовую. У стола мисс Гвендолен-экономка любезно и оживленно показывала что-то на столе Сахибу Джелялу. «Местный раджа, видимо»,— подумал генерал и немно­го успокоился. Значит, съезжаются гости. Обед подадут вот-вот. Сейчас начнётся.

Он повернулся к Пир Карам-шаху.

— И всё же положение не столь ясно. Разве вам неизвестно, сэр, что, гм-гм, премьер-министр принимает запросто, к нашему прискорбию, советских дипломатов. В газетах приводилась в ка­честве очередной сенсации его шутка: «Старые правительства лучше тренированы в методах сдержанности, сокрытия своих мыс­лей и ведения пропаганды друг против друга...» Но это делается таким образом, чтобы можно было все отрицать. Это делалось в прошлом. Будет делаться и в дальнейшем. Советское правитель­ство делает всё несколько грубее. Но старая рус-ская тонкость вер­нется, и тогда русские заткнут за пояс отличных мастеров этого искусства.

— Устарело. Сказано это давно, — резко возразил Пир Карам-шах. — С тех пор много воды утекло. В двадцать восьмом консер­ваторы мило улыбались господам большевикам. А в это время по военной линии получено секретное указание ни в коем случае не ослаблять напряжения на среднеазиатских границах. Рукопожатия дипломатов — одно, а дело — другое. Не думаете ли вы, что по­мочь мелкому воришке вскарабкаться на трон, а затем оттуда отправить его прямехонько на виселицу можно было без ведома дипломатов?

— Но-о! — запротестовал генерал.— Мы так далеко зайдем. Одно скажу: вы подтверждаете вашу репутацию делателя коро­лей. Надеюсь, в сём гостеприимном бунгало нам по этому поводу дадут опрокинуть чего-либо живительного. Однако приходится помнить: с приходом макдональдовского лейбористского кабинета Артур Гендерсон возобновил дипломатические контакты с Моск­вой. Чёрт побери,, до чего навязли в зубах всякие: «воздержан­ность», «сокрытие мыслей», «тонкости» и прочее дипломатическое краснобайство. Надеюсь, словесный треск не охладит ваш пыл.