Перестройка: от Горбачева до Чубайса
Шрифт:
«Лиля Юрьевна письменно призналась Маяковскому, что не испытывает больше прежних чувств к нему…» (Михайлов).
Роман же Лили с Краснощековым прервался печальным образом: он растратил крупные суммы государственных средств, вместе со своим братом Яковом устраивал совершенно дикие кутежи. В обвинительном же заключении о «деятельности» братьев Краснощековых говорилось, что они «заказывали своим женам каракулевые и хорьковые шубы…» Но в это время жена Краснощекова находилась в Америке и на роль жены тогда могла претендовать только Лиля. «Но ее имя., в судебных
Хотя Краснощекова освободили «по состоянию здоровья», но «вся Москва» «ломилась на премьеру спектакля», где Лиля Брик была выведена как Рита Керн, которая соблазнила директора банка и была представлена автором пьесы как исчадие зла.
Состоянию дел в «семье» был несколько позже посвящен памфлет, написанный первым французским послом в советской России Полем Мораном «Я жгу Москву». «Позднейшие исследователи… объясняют антисемитскую направленность новеллы поразившим Морана обилием евреев среди советской верхушки…». (Ваксберг). Здесь Лиля была выведена как Василиса Абрамовна, а Осип, объединенный с Краснощековым, стал называться Бена Мойшевич.
Поездка Лили Брик в Англию и Германию была отложена до осени, а в это время в «салоне» Бриков появился новый человек, которого они ласково называли «Яня» — Агранов, подлинное имя которого было Яков Саулович Сорендзон, в то время следователь ВЧК. Жена Агранова впоследствии написала, что муж в то время возглавлял отдел, занимающийся надзором за интеллигенцией.
«При Дзержинском состоял… кровавейший следователь ВЧК Яков Агранов, эпилептик с бабьим лицом…» — так характеризовал Роман Гуль («Дзержинский», М., Молодая гвардия, 1992) человека, которого у Бриков ласково называли Яней.
Роман Гуль продолжает: «Он убил многих известных общественных деятелей и замечательных русских ученых: проф. Тихвинского, проф. Волкова, проф. Лазаревского, Н.Н.Щепкина, братьев Астовых, К.К.Черносвитова, Н.А.Огородникова и многих других… Агранов уничтожал цвет русской науки и общественности, посылая людей на расстрел за такие вины, как «по убеждениям сторонник демократического строя» или «враг рабочих и крестьян» (с точки зрения убийцы Агранова). Это же кровавое ничтожество является фактическим убийцей замечательного русского поэта Н.С.Гумилева».
Можно себе очень хорошо представить, как отдыхало душой «это кровавое ничтожество», встречаясь в салоне Лили Брик с деятелями литературы и искусства, где крупнейшей величиной был В.В.Маяковский.
Отметим, что советское правительство именно в это время, осенью 1922 года, предприняло другую акцию — «высылку 160 видных представителей интеллигенции, среди которых было немало ученых, философов и литераторов с мировым именем» (Михайлов). Но здесь не все было так просто: вместе с людьми, представлявшими опасность для большевистско-троцкистского режима, за границу, видимо, были высланы и люди, в задачу которых входила пропаганда, имевшая целью скрыть репрессивный (по отношению к туземцам — русскому населению страны) характер власти еврейских большевиков.
При
Многочисленные поездки за рубеж «семьи» в период, когда выехать из страны было чрезвычайно сложно, поездки, в которых они не испытывали стеснения в средствах к существованию, все это говорит о прочных связях Бриков с ОГПУ. Конечно, источником средств к безбедному существованию была поэтическая деятельность кормильца и поильца семьи
В.В.Маяковского. Только в некоторых случаях это были поездки Бриков по служебным (чекистским (?)) делам.
В 1927 году Маяковский написал целый ряд стихотворений, воспевающих чекистов, что странным образом совпадает с их нашествием в салон Лили Брик. Одно из стихотворений — «Солдаты Дзержинского» было посвящено «Вал. М.» — Валерию Михайловичу Горожанину. Горожанин в свое время подарил Маяковскому револьвер с удостоверением на право его ношения. Считается, что именно он ввел Агранова в Лилин кружок.
А.Ваксберг пишет: <<Дружба всей семьи с Аграновым была на виду, и многие современники, в том числе и те, кто был близок к дому, не сомневались в характере его отношений с Лилей. В некоторых свидетельствах прямо употребляется слово «любовники».
Одним из завсегдатаев салона был и Михаил Сергеевич Горб (Моисей Савельевич Розман) — заместитель начальника иностранного отдела ОГПУ. «Михаил Горб был поразительно бесцветной личностью («тщедушный физически и морально»…) и ни в каком отношении не мог представлять интереса для обитателей квартиры в Гендриковом и для их гостей. Присутствие его там объяснялось явно другими причинами…» (Ваксберг).
О том, что все эти люди были друзьями Лили; говорит тот факт, что они не исчезли после смерти В.В.Маяковского из дома Бриков, про который Борис Пастернак сказал, что «квартира Бриков была, в сущности, отделением московской милиции».
В аннотации к книге «Лиля Брик» А.Ваксберг пишет, что знавшие ее люди называли Лилю современной «мадам Рекамье». Это с одной стороны, в корне неправильно, так как Юлия (Жюли) Рекамье (1777–1849) была известна своим политическим и литературным салоном, где собирались люди, оппозиционно настроенные по отношению к власти (Наполеону I), в то время как в салоне Брик собирались люди, поддерживающие троцкистско-большевистско-еврейский режим. С другой стороны, имеется и сходство в судьбах этих двух «мадам»:
Юлию содержал муж-банкир, а Лиля (вместе со своим «законным» мужем) находилась на содержании у хорошо зарабатывающего поэта.
Казалось бы, что между этими женщинами не было ничего общего: у каждой из них был свой круг общения, свои интересы, разные жизненные цели и возможности. Их объединяет только то, что у каждой из них в этот период был «свой» большой русский поэт. Но, если Айседора приехала в разоренную и нищую страну, полная иллюзий по поводу возможностей развития искусства, то Лиля совершенно четко отслеживала ситуацию в стране и умело ею пользовалась.