"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Рогов помолчал, размышляя. Ситуация раскручивалась против его воли и с каждым витком становилась все хуже и хуже. Что золота нет у тех семерых, кого они застали в палатке, — теперь уже совершенно очевидно. Золото у двоих ушедших, и они, скорее всего, уже далеко отсюда. Не страшно… Мимо 41-го и Вижая все равно не пройдут, а там их встретит Гриднев.
Значит, надо возвращаться. И возвращать в палатку этих семерых. Пусть потом пишут заявления о разбитых носах, прикормленные вижайские менты спустят на тормозах. В Ивделе тоже есть завязки, там тоже спустят. Заявления-то примут,
Если вообще будет, кому заявления писать. Сколько они с такой палаткой и снаряжением по горам собрались пройти? Двести кэмэ? Даже больше? Нуну… Пусть идут и загнутся — где-нибудь подальше от прииска.
Он принял решение и сказал Микеше:
— Пойду к ним, поговорю, пусть возвращаются. Ты прибери тут, скидай в палатку, что разбросали. Вернусь, уходить будем.
Затем повернулся к Парамоше:
— А ты за девчонкой приглядывай. Накинь на нее что-нибудь еще и под ноги постели. Ни шагу от нее. Головой отвечаешь! И в снег закапываться не давай!
Парамоша кинул.
Рогов пошагал было вниз, но Микеша остановил:
— Погоди, Гешка. Как они шли, ты не ходи. В курумник влетишь, в лед, ноги поломаешь. Ты вот так иди, — он показал рукой, — а костер как увидишь, к нему забирай.
Костер грел плохо, почти совсем не грел, но Гося подкидывал и подкидывал в него дрова. Говорил, что от палатки огонь не увидят, а для Семена и Коли отличный ориентир.
Зина, уже не в первый раз, порывалась пойти в одиночку к палатке и все уладить, дескать, она и раньше бы смогла, если бы Русик не начал размахивать дурацкой финкой, а Буро не ударился бы в бега. Гося не пускал: забыла, дескать, что Рогов пристрелить любого обещал, кто без Коли и Семена вернется? Лицо его видела? А глаза? Пристрелит и глазом не моргнет. Хотя тебя, может, и не сразу. Для начала втроем изнасилуют.
Сашка его поддерживал: не надо, Зина, не ходи. Буратинчик в диспуте не участвовал, лежал у костра и тихо бредил. Ладно хоть вставать и бежать больше не порывался, обессилел.
Вернулся Юрка, бодрый и энергичный. Он вообще развил здесь, под кедром, кипучую деятельность. Лазал на дерево, ломал сучья на изрядной высоте, на ощупь собирал сушняк под снегом, не обращая внимания на свои разодранные окровавленные руки.
— Вставайте, не кисните! Я тут неподалеку в овраге местечко нашел — готовый вход в пещеру! Углубим, сверху лапником забросаем, отличная ночевка получится!
— Ладошками копать собрался? — апатично спросил Сашка.
Ему не хотелось куда-то идти и что-то делать. Еще накануне он повредил лодыжку, и после всех сегодняшних злоключений она болела нестерпимо. А теперь перестала болеть, и это было еще хуже. Обморожение, к бабке не ходи.
— Ладошками не надо, — сказал Юра. — Мы яму как бы вытопчем, своим весом снег утрамбуем. Я уже начал. Вставайте, пошли!
— А что ты тут раскомандовался-то? — злобно спросил Гося.
— Да потому что кто-то должен командовать! А других командиров у нас нет!
— Что?!
— Что слышал! Какое тебе слово
Гося аж подпрыгнул. Мгновенно оказался на ногах. Юра сжал кулаки.
— Прекратите! Нашли время!
Но Зину никто не слушал.
Гося медленно двинулся вокруг костра. Юра ждал его на месте, приняв боксерскую стойку. Причем вид у обоих был такой, словно они уже выдержали несколько раундов: синяки, царапины, ссадины. Путь через три гряды курумника, перемежавшиеся с лишенными снега наледями, всем обошелся дорого — падали не по одному разу, расшибались, ладно хоть никто шею не свернул.
Они стояли со сжатыми кулаками на расстоянии друг от друга в пару шагов, злые, взъерошенные, но никто, ни Юра, ни Гося, не бросался в драку первым.
Пауза затягивалась.
Может, постояли бы так, да и разошлись, прислушавшись к увещеваниям Сашки, — но Юра щедро плеснул бензина в огонь.
— Психуешь, что с Зиной не обломилось? Даже когда мы с ней разошлись?
Гося рванулся вперед с утробным низким воем. Пропустил удар по скуле — скользящий, не сильный. Сам ударил — от размашистого хука подшлемник слетел с головы Юры и, как на грех, свалился прямо в костер. Последовал обмен еще несколькими ударами, цели достигали далеко не все — и драчуны сошлись в клинче.
Сашка не знал, что можно сделать. Сунуться одному растаскивать двоих? — так прилетит шальной удар по зубам, вот и все. Разве что Зина…
— Стойте! — заорал он. — Прекратите! Зины нет! Ушла!
Пытка длилась много часов, или много лет, или много эпох — время потеряло для Люсьены всякое значение, а может, времени вовсе не осталось: его тоже сожрали чудовища, как сожрали всё и всех вокруг, и осталась только тьма, и чудовища в ней, они подбирались все ближе, их пасти дышали огнем, обжигали, кровавый пот лился по Люсьене ручьями, она пыталась спастись от испепеляющего жара — и не могла, потому что…
«Ты пришел отдать золото?»
…ей не позволяли, потому что у чудовищ были прислужники, и они были еще страшней, они выглядели как люди, но Люсьена точно знала: то лишь видимость, маски, дурные подделки под лица, и если схватить такое лицо, оно сморщится, сползет, как кожура со сваренной «в мундире» картофелины, и откроется…
«Я не брал ваше золото. Я отдам взамен деньги, сколько оно там стоит… И разойдемся бортами. Они спрятаны в палатке, сейчас вынесу».
…оскаленная пасть чудища, и покажутся выпученные лягушачьи глаза, налитые кровью, готовые лопнуть от переполняющей их крови, чужой высосанной крови — она все это точно знала, потому что чудища-оборотни притворялись людьми неумело, хоть и старательно, они даже пытались имитировать людскую речь, но получалось плохо, никакого смысла в издаваемых звуках не было, и Люсьена ненавидела тварей…
«Ты только дурного там внутри не надумай. Подружке вашей брат мозги по-любому вышибить успеет».