"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Он развернулся, покатил обратно. Сразу стало легче, крепчающий ветер швырял теперь снег в спину. Разминувшись на лыжне с Сашкой, сказал ему:
— Подмени Юру. Что-то он раздухарился, а теперь совсем сник, выдохся.
Сашка кивнул — многословием он не отличался. ***
Не мудрствуя лукаво, привал сделали на недавней стоянке туристов. Микеша проехал от стоянки вперед по следу, затем вернулся и сообщил: студенты, дескать, ушли отсюда недавно, час назад, много два. Далеко по целине укатить не
«Вот дурачье-то, — подумал Рогов, глянув на небо. — Всю неделю хорошие погоды стояли, а их как раз сегодня черт дернул…»
— Буран будет, Гешка, — высказал ту же мысль Микеша. — Как догоним, ты им скажи, чтоб назад шли. Пусть в тайге отсидятся.
— Не знаю, не знаю, как у нас разговор повернется… Если по-хорошему, то скажу.
Он лукавил, ничего говорить и ни о чем предупреждать не собирался. Предупреждали уже, да не больно-то они послушались. Сгинут в горах, туда им и дорога. Так будет лучше для всех. Кроме самих туристов, разумеется.
Парамоша молчал. Он всегда молчал. Нет, он не родился немым, просто был вот такой, молчаливый.
Рогов как-то попробовал сосчитать, сколько раз Парамоша заговаривал с ним первым за все время знакомства. Вспомнил девять случаев, и если ошибся, то не сильно. Микеша на фоне брата болтлив, как лектор общества «Знание». И вообще они только лицом и схожие, а характеры совсем разные. Парамоша сам ничего не решает, но что скажут ему — костьми ляжет, но выполнит, как на каменную стену положиться можно. Правда, слушает на всем свете лишь двоих людей, брата да Рогова. Микеша другой, своим умом живет, и если втемяшится что в башку, переубедить не просто бывает.
Вот и теперь Микеша поразмыслил над последними роговскими словами и спросил:
— А если по-плохому вывернется, как тогда, Гешка? Крысу убивать будем?
И он похлопал по прикладу старой «тулки»-курковки, прихваченной с собой на всякий случай. У его брата за плечами висело ружьецо похуже, «фроловка» 32-го калибра, и патронов к ней было всего с десяток — но стрелял Парамоша изрядно, промахов почти не давал, при нужде в одиночку перестрелял бы всех туристов из засады. Однако ружья Рогов велел взять не для того, и наган в кармане его дохи лежал не для того. Попугать, показать, кто главный. А не то туристы могут решить, что их втрое больше, и наделать глупостей.
— Нет, Микеша, крысу мы не тронем. Заберем свое и уйдем. Тут ведь дело такое… начнешь, так ведь не остановиться будет, всех валить придется. Зачем нам оно?
— А коли настучат?
— О чем им стучать? О том, как в заброшенном поселке рыжье к рукам прибрали? Прииск они не видели. Пусть живут.
Микеша согласно кивнул, а бывало по-всякому. Заповедь «не убий» среди его жизненных установок отсутствовала. Рогов сам был не ангел с белыми крыльями, но и ему порой становилось не по себе от
Перекусили вяленой олениной, запивая душистым, на таежных травах, чаем из китайского термоса (его Рогов выиграл в преферанс у геолога Скобеева и сразу же прибрал, на кон больше не ставил). Немного еды, да фонарь, да этот термос, да спальные мешки на собачьем меху — вот и все, что они с собой взяли. Ну, и оружие, это уж само собой.
После скромного обеда Микеша отлучился по нужде, а вернувшись, сообщил:
— Кто-то из них ходил туда, Гешка. — Кивнул в сторону деревьев. — Проверить, зачем ходил?
— Пустое… По тем же делам небось, что и ты. Ну, что, передохнем с полчаса, и в путь. Как раз к темноте их догоним, всех вместе в палатке застанем, никто не улизнет, в стороне не затаится. Заберем свое и сюда ночевать спустимся, а они пусть на горе сидят, если жизнь не дорога.
Если бы Рогов знал, что его в общем-то разумный план не нужен, что главная цель их экспедиции лежит сейчас рядом, метрах в двадцати или двадцати пяти, — все обернулось бы иначе.
Но он не знал.
— Трава, — зачарованно говорил Буратинчик. — Трава зимой… Как же она из-под снега-то… А цветы, цветы какие…
Варежки его куда-то пропали, по крайней мере, рядом не лежали. Он хватал снег (или видимые только ему цветы?), растирал в пальцах, подносил к лицу, глубоко втягивал ноздрями воздух. Наслаждался ароматом, наверное.
— Ну, что вы тут застряли? — подкатил сверху Сашка. — Там с Юрчиком неладно.
— Что с Юрой? — вскинулась Зина.
— А у нас тут Буратин хихикнулся, — одновременно с ней произнес Гося.
— Игорь! — возмутилась Зина — полным именем она называла Госю лишь в исключительных случаях. — Как ты можешь?!
— Плевать, он не услышит… Так что там с Дорониным?
— Не знаю, я было подумал, с ногой что-то, но нет. Сидит на снегу, меня не слышит, не отвечает. Пялится вдаль куда-то.
— А солнце-то какое! — громко объявил Буратинчик. — Ну, ведь Африка же натуральная!
И он начал расстегивать штормовку.
— Дурдом тут у нас натуральный… — зло процедил Гося. — Зовите Колю и Семена, поднимем этого, потом спустим того, и будем ставить палатку.
…Яму под палатку копали всемером. Двое ни к работе, ни к чему-либо еще оказались не пригодны. Юра беспокойства не доставлял, сидел на рюкзаке тихо и смирно, зато с Буратинчиком намаялись: он то порывался куда-то уйти, то начинал раздеваться. Кончилось тем, что завершали работу шестеро, отрядив Зину в сиделки.
— Заметили, какие зрачки у обоих? — спросил Семен.
— Еще б не заметить, — подхватил Коля. — Во весь глаз, как блюдца натуральные!
Госю вдруг осенило:
— А это не грибки ваши дурацкие? Оба ведь их ели!