Перевал
Шрифт:
Он спросил, работает ли она. Сара ответила, что продала свой книжный магазин и это принесло ей огромное облегчение.
— Вам не нравилось то, чем вы занимались?
— Я любила это. Книги относятся к моим самым важным увлечениям. Но маленькие независимые магазинчики, как наш, переживают сейчас не лучшие времена. Из-за конкуренции. Сейчас я не продаю книги, а читаю их.
— Какие еще увлечения есть у вас?
— Дайте мне подумать. Мой сад. Я хорошо разбираюсь в цветах.
— Теперь, когда вы продали свой магазин, вы можете посвятить все время только себе. Как это говорят: леди, получающая удовольствие?
— Вы, наверное, хотели сказать: леди, живущая в
Сара улыбнулась, взглянув на него поверх очков, и сделала еще один глоток вина. Она вдруг поняла, что заигрывает с этим молодым человеком. Ей показалось, что, делая это последний раз лет сто назад, она совсем разучилась строить мужчинам глазки и применять всю эту хитрую женскую науку. Но сейчас она не могла не признать, что ощущает необыкновенную легкость и беззаботность. Если бы он спросил, может ли посетить ее в отеле в час сиесты, то, наверное, она могла бы ответить согласием.
— Вы были замужем, — сказал он.
— Верно.
— Но теперь вы уже не замужем.
— Верно.
— Сколько продлился ваш брак?
— Целую вечность. Двадцать пять лет.
— Вы живете в Нью-Йорке.
— На Лонг-Айленде.
— У вас есть дети?
Сара медленно кивнула. Вот так-то. Именно теперь наступил момент, когда она осознавала, насколько хорошо избегать разговоров о личном. Она почувствовала, что удовольствие и радость покидают ее, как уходит со свистом воздух из лопнувшего воздушного шарика. Откашлявшись, она тихо ответила:
— Да, мальчик и девочка. Им двадцать один и двадцать три.
— А чем они занимаются? Студенты?
— Да.
— В колледже?
— Что-то типа того. Мы можем попросить чек?
Саре хотелось уйти и побыстрее оказаться на улице. Ей срочно требовалось одиночество. Она увидела, что резкая смена ее настроения озадачила молодого собеседника, конечно. Неужели простое упоминание о детях могло так расстроить женщину? Эта тема, в отличие от большинства других, считается естественной и способствующей непринужденной беседе. Наверное, Анджело решил, что ей было неудобно признать, какими взрослыми оказались ее дети, не намного моложе, чем он сам. Он мог подумать, что она и не разведена вовсе, а просто хочет приятно провести время, и упоминание о детях вернуло ее к действительности, заставив переживать чувство вины. Саре стало жаль молодого человека и того, как легко разрушилось очарование такого замечательного вечера. Однако она не могла ничего поделать. Сара встала, вытащила кредитную карточку и положила перед ним, невзирая на его протест. Затем она извинилась и вышла.
Когда они оказались на улице, Анджело был явно сбит с толку. Он спросил, не хочет ли она посетить еще одну галерею, но Сара ответила отказом, еще раз вежливо извинившись. Она с плохо скрываемым притворством пояснила, что не очень хорошо себя чувствует, потому что не привыкла к вину в таких количествах. Затем она поблагодарила его за любезность, заметив, что он оказался чудесным гидом и рассказчиком. Но когда молодой человек вызвался проводить ее до отеля, Сара твердо отказала ему, поспешно протянув руку на прощание. Анджело выглядел таким растерянным, что она решила хоть как-то загладить свою вину и, положив руки ему на плечи, поцеловала его в щеку. Но это смутило его еще больше. Когда она уходила, он явно пребывал в недоумении.
В отеле было тихо. У стойки администратора Сара увидела молодую английскую пару. С первого взгляда можно было определить, что они молодожены. Сара взяла ключи и направилась к лифту. Ее каблуки громко стучали по мраморному полу в холле.
— Миссис Купер?
Она повернулась. Администратор вручил ей
Глава четвертая
Бен и Ева уже легли, когда позвонил агент Кендрик. Было чуть больше девяти часов. Они смотрели старый фильм с Кэри Грантом. Ева зажгла свечи, и их пламя отбрасывало огромные прыгающие тени на грубо оштукатуренные белые стены, картины и скатерть. Пабло уже спал в своей спальне, расположенной в соседней комнате. Бен только недавно заходил взглянуть на него. Осторожно пробираясь, чтобы не наступить на разбросанные игрушки, он подошел к его кровати и укутал худенькие плечи малыша еще одним одеялом. Мальчик, погруженный в неизведанный мир сновидений, заворочался, пробормотав что-то, а затем снова впал в забытье. Его длинные темные локоны красиво разметались по подушке.
Бен вспомнил прошедший день. Была суббота. На дворе стояла прекрасная весенняя погода. Постоянные жители Санта-Фе воспринимали вечно хорошую погоду как должное, но для Бена она по-прежнему была источником восторга и радости. Сухой воздух пустыни был наполнен ароматом сирени и черешни. Небо изумляло своей яркой голубизной. Повсюду разливался свет, живой, словно умытый, яркий свет, от которого тени казались резко очерченными. Необычные краски, которыми была столь богата местная природа, могли заставить даже самого равнодушного человека взять в руки кисть и рисовать. Даже после четырех лет жизни здесь Бен не переставал удивляться и испытывал ощущение, близкое к эйфории.
Они втроем выехали на джипе в центр города и позавтракали в кафе на площади, а потом прошлись по рядам блошиного рынка. Пабло бежал впереди них, словно разведчик, и докладывал о своих находках. Ева купила себе необычное лиловое платье в коричневых и оранжевых разводах. Оно было выкроено по косой. В пройме одного рукава разошелся шов, поэтому Еве удалось уговорить женщину сбить цену до тридцати долларов. Когда они отошли, она прошептала Бену на ухо, что эту дыру легко зашить, а платье ей досталось задешево, потому что цена ему не меньше сотни.
Солнце застыло на небосклоне и было похоже на медовую дыню. Вишневые деревья, усыпанные неправдоподобно большим количеством белоснежных соцветий, пахли опьяняюще. Бен и Ева наслаждались стейками из тунца, ели красный сладкий перец и кабачки, а в это время Пабло играл в салки со шведской девочкой, которая жила неподалеку от них. Дом Евы стоял отдельно от пяти соседских. Его окна выходили на юг, на долину, которая тянулась к западным районам города. Он был одноэтажным, с закругленными углами, а его двери, сделанные из сосны, выглядели древними и чуть покореженными от старости. И дом, и примыкающий к нему двор были в три раза меньше, чем его жилище на Лонг-Айленде, в котором он провел все годы брака с Сарой и в котором она жила сейчас одна. Бену нравился дом Евы. Ему нравилось, что он не перегружен мебелью, что все вещи в нем изношены, потому что ими часто пользовались. Дом принадлежал земле, на которой он стоял, и это каким-то неуловимым образом ощущалось. Дом словно заставлял чувствовать, что он сам выбрал его, Бена. Такие же чувства вызывал в нем и Пабло. Эта значимость в собственных глазах, конечно, давала ему, кроме всего прочего, ощущение молодости, сообщая его мироощущению ту непринужденность, какую другой мужчина в свои пятьдесят два года мог и не почувствовать.