Перейти грань
Шрифт:
– «Зарево в небе вечером – морякам делать нечего, – продекламировал Браун. – Зарево в небе утром – морян будь мудрым».
– О, – она улыбнулась, – да вы шутник.
– Южновьетнамский флот не рождал много героев, – пояснил Браун, – он рождал много занятных анекдотов.
Карен Гласс продолжала хранить на лице улыбку.
– Эти люди были с нами, мы одевали и оснащали их, чтобы они были похожи на флот. Они делали вид, что они – флот. Я не консультировал их. Я был офицером по связям с общественностью
– Но в каких-то боях вы участвовали?
– Я бы не назвал это боями. Просто я бывал под обстрелами.
– Похоже ли плавание под парусом на пребывание под обстрелом?
Он крутил на пальце свое академическое кольцо. Она бросила быстрый взгляд на его руки.
– Это противоположные вещи.
– Правда?
– Плавание – это гармония. – Он даже подумал, что она запишет это. Но она не стала.
– Зачем плавать в одиночку?
– В одиночестве достигается совершенство. – Во всяком случае, так ему казалось.
– А разве присутствие других людей препятствует совершенству?
– Конечно, – заверил он, и они улыбнулись друг другу.
– Но на это может быть совершенно иной взгляд, – возразила Карен. – Где не достигнуто совершенство, там виновато одиночество, ибо оно ущербно.
В конце концов каждый остался при своем мнении.
– Приходите еще, если захотите, – пригласила доктор Гласс на прощанье. – Расскажете, что у вас на сердце. Испробуете белый шум.
Он поблагодарил ее с преувеличенной любезностью, к чему всегда был склонен, и отправился на поезд. По дороге домой непродолжительный душевный подъем сменился тяжкой депрессией. Энн встретила его на станции в автомобиле.
Она поднялась в спальню, а он остался почитать в ее кабинете. Весь первый этаж дома был завален припасами. Всюду лежали упаковки с консервированными продуктами, пластиковые бутылки с напитками, горы белья в целлофане и баллоны с пропаном. Весь дом пропитался запахом вяленой говядины, которую Энн готовила на кухне, подсушивая полоски мяса на противнях в духовке. Местные мясники уже приветствовали ее как постоянную покупательницу, бравшую за один раз по нескольку фунтов филея, нарезанного как можно тоньше.
Из кабинета ему было слышно, как в ванной Мэгги занимается стиркой. Он отложил свою книгу и, когда она с выстиранным бельем в руках проходила мимо, окликнул ее.
– Как дела, Мэгги?
– Хорошо, – коротко ответила она.
Он спросил, не могла бы она зайти поговорить на обратном пути. Эта просьба словно озадачила ее.
– Конечно. – Она пожала плечами в недоумении. Минут через пять Мэгги вошла в кабинет, чуть ли не крадучись, утирая рукавом нос, словно несмышленый ребенок. У нее все время обнаруживались какие-нибудь неприглядные манеры.
– Что в твоих устах означает
– Не знаю. Я хотела сказать, что у меня все в порядке. И ничего больше.
Браун почувствовал вдруг, что не находит слов, чтобы спросить то, что хотел. Сеанс у Карен Гласс сказывался – у него осталась потребность погони за откровенностью и жажды чего-то такого, что нельзя выразить словами.
– Лето у нас выдалось сумасшедшее, я знаю, – начал он. – Все вверх тормашками. Жаль, что мы не смогли выбраться на остров. Мне так этого хотелось.
– Все в порядке, пап.
– Ну а как дела на работе? – На лето она поступила на подсобную работу в супермаркет на Пост-роуд. Браун не разрешил ей пойти в местный «Макдональдс», где платили больше денег. Окружение было неблагополучное и заставляло его опасаться бандитов, похитителей, буйных помешанных и тому подобного.
– Хорошо, – коротко ответила она.
– Мне кажется, что это более подходящий вариант, – сказал он. – Нам с мамой не приходится беспокоиться за тебя все время. Это же лучше, как ты считаешь?
– Конечно. Думаю, что лучше.
– Нам надо побеседовать. Как-нибудь, до твоего отъезда в школу, мы пойдем куда-то пообедать. Ты можешь сама выбрать место. Мы могли бы даже съездить в Нью-Йорк.
– О'кей. – Мэгги была немногословной.
– Куда же, – мрачно настаивал он, – ты хотела бы съездить?
Мэгги проглотила слюну и стиснула губы. Неопределенное движение плечами скорее напоминало нервное передергивание. Она улыбнулась ему, но лицо ее выражало отчаяние.
– Я не знаю.
– Но ты же что-то предпочитаешь?
– Мне все равно, – проговорила она. – Куда хочешь.
Сверху раздался спасительный голос Энн:
– Оуэн? Ты идешь?
Они с Мэгги переглянулись, как тайные соучастники.
– Да, – отозвался он. – Сейчас иду.
– Не знаю, что с ней происходит, – пожаловался он Энн. – В моем присутствии на нее словно столбняк нападает. Она ведет себя тан, будто я ее враг.
– Это пройдет у нее, Оуэн. Вот увидишь.
– Я читал на прошлой неделе о последствиях длительного курения марихуаны: дети теряют живость и становятся пассивными. Я подумал, не в этом ли здесь дело.
Энн рассмеялась.
– Не в этом. Поверь мне.
– Почему ты так уверена? Этого добра полно вокруг нее в школе.
Энн покачала головой, забралась в постель и закрыла глаза. Через некоторое время она спросила:
– И как у тебя прошла встреча с экстрасенсом?
– Мне кажется, что довольно плохо.
Она лежала на подушке и напряженно разглядывала стену в дальнем конце спальни.
– Почему?
– Не знаю, – торопливо ответил он. – Думаю, что я выставил себя дураком. Во всяком случае, мне так кажется.