Период распада
Шрифт:
Домой вернулась только к часу ночи. Ночевать у Андрея Юле не разрешалось, но иногда она всё равно оставалась у него. В те дни, когда родители были на дачах, и мама могла проверить наличие Юли дома только по телефону.
В субботу проснулась в одиннадцать, и поняла, что чуть не проспала свидание с Мишей. Собираться пришлось бегом, а голову и не мыть вовсе. Присыпала корни мукой, чтобы убрать жирный блеск и добавить объёма, так ещё мама делала.
***
Всё это время Миша ждал её внизу, у подъезда, наблюдал, как, прикрыв глаза, по стене у входной двери катался белобрысый
Миша смотрел на него с насмешкой, как вдруг доходяга открыл глаза:
– Приветствую, мужчина! – сказал он.
Миша кивнул, так ответив на приветствие, и, смеясь, отвернулся.
Ветер был совсем не весенним, налетал и словно резал щёки маленькими лезвиями. Чтобы согреться, Миша переминался с ноги на ногу, поджимал плечи к ушам, а уши активно тёр руками. Дозвониться до Юли не получалось уже полчаса, в том числе и по домофону. Тонкая стёганая куртка греть уже перестала, да и она была на самом деле дырявой: холод пробирался внутрь сквозь мелкие протёртости в правой подмышке. Миша про это знал и старался не задирать руку высоко.
Незаношенными у Миши были только джинсы. Это был подарок от мамы на Новый год, плюс тысяча к тем восьми, которые мама и отчим присылали ежемесячно.
Размышляя про дырку в куртке, Миша приподнял туфлю подошвой кверху, и она разошлась как слоеный язычок. Миша вздохнул: скоро он сможет купить себе новую одежду, а пока… Деньги, которые в первых числах апреля прислали родители, он запланировал сегодня потратить на Юлю. Правда, через пару недель уже будет зарплата, но к тому времени уже, может, и потеплеет.
Несмотря на холод, белобрысый парень у подъезда чувствовал себя комфортно даже в трикотажной кофте. Мишу это смешило, он с удовольствием наблюдал за ним. Неадекватное поведение этого парня, не пугало Мишу. Там, где он рос, дворовые наркоманы были делом привычным, даже забавным, как юродивые. Вдруг дверь подъезда распахнулась, оттуда выскочила Юля.
Руки у Миши затряслись как вчера, когда он предложил ей встретиться. Он тогда был в общаге, отдыхал после пар на своей койке. Снова разглядывал Юлины фотографии во «ВКонтакте». Не верилось, что она вроде как теперь его знакомая. Её фотографии были как с разворота глянцевого журнала, почти все от профессионального фотографа. Старенький «Эйч-ти-си» быстро стал липким в его руках: Миша заметил, что его бросает в пот от всех этих ракурсов.
Его сосед по комнате Ванька Дельфиненко сгорбился над рабочим столом, из углов которого, точно мясо из вспоротого тела, торчали щепки ДСП. Студент второго курса кафедры энергообеспечения, Ванька просиживал всё время, когда не учился и не дрых, на странных форумах, и там без конца поносил чиновников и ситуацию в стране. Вот и сейчас он что-то яростно печатал, бормоча то, что планировал написать, себе под нос. Миша увидел капли слюны, летящие из Ванькиного рта на клавиатуру, и нахмурился, затем снова
Потрескивали клавиши на Ванькиной клавиатуре, как поленца в камине, по комнате струился политически-заговорщический шепоток. Миша прикрыл глаза и вдруг так ясно увидел перед собой белые ягодицы. Они покачивались, полные, но упругие. Полукруглый контур. Сахарно-белые ноги. Вдруг эти ноги зашагали, прекрасное женское тело пришло в движение, и Миша поднялся на кровати.
– Завтра уезжаешь? – с придыханием спросил он соседа.
– Ага, а чё тебе? Приведёшь кого-то?
– Ну типа того, – выдохнул Миша.
– Ту, грудастую?
– Не.
– Уже другую?
Миша угукнул.
Не отрывая взгляда от клавиатуры, Ванька ухмыльнулся. А Миша подумал, что такого изгиба бедёр, как у Юли, он, пожалуй, не видел ещё, и деньги, которые дали ему родители на гардероб, точно стоят того, чтобы к этим ягодицам приблизиться.
– О, Юлька! – радостно простонал наркоман. Не оборачиваясь, Юля прошла мимо.
– Хороший мужик у тебя. ХО-РО-ШИЙ! – последнее слово белобрысый отчеканил особенно громко.
Юля встретилась с Мишей глазами.
– Пойдём? – ей явно было неловко.
И они зашагали вдоль дома, а наркоман всё равно кричал им вслед:
– Одобряю! А меня да, забудь меня, не вспоминай. Да в жопу меня!
Юля металась взглядом по двору, и Миша усмехнулся: она не была крутой, она была растерянной и очень стеснялась. Ему захотелось защитить её от всех, и даже на этого подъездного бессильного бедолагу у него поднималась волна ярости.
– Ай, всё, захлопнись! – крикнул он ему, и тот, словно только и ждал приказа, прислонил палец к губам и вернулся к первоначальному состоянию, продолжил качаться.
Миша фыркнул. Юля посмотрела на него и тоже заулыбалась, а потом и вовсе начала хохотать, сотрясаясь всем телом и прикрывая рот рукой.
– Бывший твой? – решил ещё сильнее рассмешить её Миша.
– Мой, да, он самый.
От смеха у Юли выскочили слёзы, она ловила их пальцем у внешних уголков глаз, чтобы не потекли тушь и подводка. Миша подметил, что её большие тёмные глаза заканчивались чёрными слегка вздёрнутыми линиями, и взгляд казался каким-то кошачьим, мистическим. Это было так красиво, он подумал, что и словами такое не передать.
– Это Була, наркоман с седьмого этажа. В девятом классе свататься ко мне приходил со своей группой поддержки. Он ещё тогда нормальный был. Ну… кхм-кхм … относительно, конечно.
Пока Юля говорила, Миша разглядывал её лицо, всматривался в мимику, удивлялся, какая она бывает лёгкая и смешная, когда не ворчит и не капризничает. В серых сапожках на небольшом каблуке, в джинсах и кожаной куртке с меховым воротником непонятно какого зверя, она аж подпрыгивала от смеха, точно маленькая девчонка, и даже вся раскраснелась. Если бы у него потом спросили, когда он понял, что влюбился. Он точно назвал бы тот разговор, когда они шли вдоль дома. Что-то в ней тогда сильно его зацепило. Может, то, как она искренне стеснялась и пыталась скрыть своё стеснение, или её шутки и смех до слёз…