Период распада
Шрифт:
Миша указал на кровать с блестящими перилами, стоящую в углу, и схватился за веник, стал вдруг убираться. Юля оглядела комнату: между столом и кроватью тряпочкой лежал рюкзак, на стене была прибита деревянная полка с парочкой книг, все в драных переплётах и там же лежал обруч новых наушников.
Металлическая сетка кровати разложилась под ней как гармонь почти до пола, коленки поравнялись с животом. Справа – такая же кровать, соседа, должно быть, ещё стол и стул. На стуле горой навалены вещи.
– Чего с тобой? – спросила Юля, заметив, что Миша следит за ней с дергающейся полуулыбкой.
–
Юля откинулась спиной к стене, перина проиграла свою мелодию вновь.
– Мне нравится! – сказала.
– Да? – он слабо улыбнулся. – Тогда я пойду чай нам сделаю.
Пальцами ноги он вытащил откуда-то из угла резиновые тапки, надел их. Перед тем, как пойти на общую кухню, он подошёл к кровати и опустился на корточки. Коснулся Юлиных ног, извинился и со скрежетом вытащил из-под кровати чемодан, достал из него зелёный велюровый плед.
– У нас тут отопление отключили… Это чтобы ты не замёрзла тут у меня.
Миша накрыл её пледом, потом подошёл к ноутбуку на столе, и по комнате закружилась музыка. Дзынькая пустым чайником, как колокольчиком, он вышел. Юля осталась одна, разглядывала книги на полке, слушала плейлист.
Играла песня “How You Remind Me”, группы “Nickelback”. И сердце сжалось, потому что она часто играла у Андрея в машине. Через тебя, через наши отношения я всё лучше узнаю себя, и да, это может быть больно. Ветер проносился у окна, где рядом с которыми сидела Юля, с сильным свистом. В комнате было серо и холодно. Юля запряталась в плед поглубже, подняла ноги с пола. Руки начали дрожать, и она поняла, что голодна. Если бы не голод, плюнула бы на бронь в ресторане и осталась здесь.
Но дверь распахнулась, и в дверном проёме она увидела Мишу с заварником и кружками: он весело, как добычу, поднял их кверху.
– Я посмотрел погоду. Кажется, зарядил до вечера. Притом так, что стеной.
– Давай останемся, – предложила Юля. – Только, может, что-нибудь закажем сюда?
– А я уже сделал нам горячие бутерброды. Они бомбические, но если тебе такие не понравятся, я не против заказать.
Он передвинул деревянный стул от рабочего стола к кровати, выставил туда чайник, кружки и тарелки с бутербродами: батон, сливочный и плавленый сыр, колбаса, помидоры. Юля попробовала и простонала: «Делай мне эти свои бутерброды всегда», – и осеклась. Она же вроде как ещё не решила, что с ними будет дальше. Но Миша всё понял и просиял.
– Я тебе не сказала, – проговорила она, жуя. – У меня тоже кое-кто есть.
– Ты тоже замужем? – пошутил Миша.
– Нет, но почти. Я шесть лет в отношениях, школьная любовь, – ответила Юля и почувствовала, что после того, как она произнесла «школьная любовь», по спине побежали мурашки.
Кажется, Мишу эту совсем не смутило. Он продолжил разливать чай (даже рука не дрогнула), протянул кружку Юле и произнёс:
– Только не говори, что у меня нет шансов.
Юля задумалась: и вправду, есть ли шансы? Хорошо, что в кружке был кипяток: она смогла согреть в мгновение ставшие ледяными пальцы.
Эта встреча за спиной у Андрея, соприкосновение телами на входе в комнату, которое ей понравилось (понравилось! даже
Она закрыла глаза и ощутила, как непривычно закололо вокруг губ. Его двухдневная щетина. У Андрея над губами вырастала только пара волосков и всё, такая генетика. А тут… Колкая, неудобная, болезненная. Настоящая щетина взрослого мужчины, под которой хотелось прогнуться, впустить эти иголки в себя. А ещё приятно схватывало от волнения живот, такого с ней не было давно. В этой сереющей комнатке, на продавленной тахте, до чёртиков скрипучей, Юля словно скатилась с горки в сладостный морок и пропала.
Туча размером, кажется, с город накрыла общежитие, и комната совсем погрузилась в темноту. Тогда из ноутбука пел Эрос Рамазотти. Музыка спиралями, нитями, лентами расползалась по комнате, закручивались в какую-то генетическую спираль. Юля хорошо запомнила тот момент. Тогда случился их первый поцелуй.
Опершись на левое предплечье, Миша крутил и сжимал Юлино правое бедро, его рука то и дело сползала на ягодицу и под кофту, поднималась вдоль спины. Юля как будто перезаряжалась, её тело мелко подрагивало. Мишина щетина ёрзала по Юлиному гладкому лицу, и щёки горели.
Сколько прошло времени? Пара часов или вечность?
Юля мягко упёрлась рукой в грудь Миши, посмотрела на него серьёзно и сказала: не сейчас. Миша незаметно выдохнул, словно с облегчением даже.
Перед тем, как спуститься к такси, Юля подошла к зеркалу у входа. Без расчёски пригладила всклокоченные волосы. Припудрила пятнистую кожу у рта. Вспухшие, точно у клоуна, её губы то и дело растягивались в улыбке, когда она пыталась напустить на себя серьёзный, не дуралейский вид.
Миша вышел проводить её к такси. И, уже когда села, Юля заметила, что Миша протянул в окно таксисту сто рублей. Он стал за неё платить.
Машина уже отъезжала, а Юля и Миша не могли перестать смотреть друг на друга. И в тот момент она уже понимала, что всё решила на его счёт.
***
Тем же вечером дома Юля растеклась по кухонному дивану. Её настиг отходняк после пережитого волнения, теперь она на автомате хрустела огурцом и смотрела по кухонному телевизору «Давай поженимся». Трое женихов боролись за сердце невесты – та щеголяла накладным хвостом и синими тенями до бровей. Подошло время творческого подарка, и на сцену вышел мужчина в обмякшем коричневом пиджаке, с перьями жёлто-русых сухих волос, перья очевидно прикрывали лысину.
– Ну это вообще нечто, – закатила глаза мама Юли, Ольга Метельская. Она специально отошла от плиты, чтобы посмотреть на сольный номер жениха.
На плите шкварчали драники. Ольга готовила ужин в боевом рабочем макияже: глаза жирно-прежирно подведены чёрным, маска из тональника на лице и немного, отдельными мазками, на шее. Волосы светлые, ниже плеч, зачёсаны назад и для верности залиты лаком, да так, что ни одной волосинки не выпадало по бокам, словно прическа была подколота невидимками. Ольга повернулась к телевизору, уперлась рукой в бок, и выкатился её мягкий живот.