Персидские юмористические и сатирические рассказы
Шрифт:
И вот через месяц, в один прекрасный день, отправившись на реку, мы увидели, что около четырёх километров прадедовских владений обнесены колючей проволокой, перед входом на территорию высятся деревянные столбы, а возле них стоят сторожа с дубинками и висит табличка: «Заходить на стройплощадку категорически воспрещается». Ничего не поделаешь, закон есть закон. А вдруг злоумышленник какой-нибудь отыщется? Нам-то за него не отвечать. Пусть временно у нас отняли четыре километра из десяти, где нам так вольготно отдыхалось. Что ж, потеснимся немного. Человек не должен быть ограниченным,
Лето сменилось осенью, пронеслась зима, и вновь наступила весна. Все мы внимательно следили за сообщениями газет и радио о строительстве и, встречаясь, обменивались радостными новостями, что вот уже построен обводной канал да и плотина почти наполовину готова.
Через четыре года строительство было завершено, канал перекрыли, и вода заполнила водохранилище.
Те, что были легки на подъем, поспешили первыми побывать на реке и рассказать об увиденном чуде, а остальные отложили поездку до лучших времён: вот наступит хорошая погода, и можно будет тронуться в путь всей семьёй. Многие не спали ночей в предвкушении чудесного отдыха.
Наконец пришло лето — счастливая пора загородных прогулок. На шоссе, ведущем к реке, появилось специальное транспортное агентство, которое предлагало желающим доставить их на автобусах люкс прямо к плотине. Мы, несколько знакомых семей, договорились поехать туда в пятницу [81] первого числа. Наняли автобус и отправились вместе с детьми.
Возле городских ворот автобус затормозил перед новой табличкой: «Налоговый пункт». На подножку вскочили чиновник в форме и худощавый смуглый мужчина с тетрадью под мышкой. Чиновник пересчитал нас по головам и сообщил:
81
Пятница — в Иране выходной день.
— Восемь ребят не в счёт, значит, остальных двадцать семь душ.
Худощавый мужчина деловито переложил тетрадь в левую руку, вынул из-за уха карандаш, достал из кармана пачку квитанций и стал их заполнять.
— Господа и дамы,— сказал водитель, встав со своего места,— соблаговолите заплатить по два тумана [82] с каждого.
— Это за что же?
— Налог за асфальт.
— За какой асфальт?
— От города до плотины.
82
Туман— иранская денежная единица; равен 10 риалам.
— Как, разве дорогу заасфальтировали?
— Конечно, ага. Вы не узнаете старой, пыльной дороги! Теперь она стала гладкой, как ладонь, как зеркало, вы не ощутите ни малейшей тряски. Ну платите же быстрее, не тяните время!
Я, выбранный казначеем, отсчитал пятьдесят четыре тумана. Чиновник и смуглый мужчина соскочили с подножки, и автобус двинулся дальше.
Мы немного поворчали,
На горизонте уже виднелись зелёные лужайки и деревья в пойме реки. Детишки радостно загалдели и вытянули шеи из окон — каждый мечтал первым увидеть плотину. Взрослые стали вытаскивать вещи из-под сидений. Приехали!.. Как и встарь, мы взяли в руки узелки, сумки с едой, захваченной из дому, коврики, котелки и двинулись от шоссе к берегу реки, чтобы передохнуть в тенёчке, попить чайку и полакомиться фруктами, а уже потом спокойно, не торопясь, идти осматривать плотину. К великой радости всех, наше излюбленное место никем не было занято. Однако, подойдя ближе, мы обнаружили, что оно огорожено колючей проволокой, а рядом вбит большой кол с жестяной табличкой: «Закрытый сад. Посторонним вход воспрещён».
Что бы это могло значить? О каком саде речь? Ведь эта земля принадлежала ещё нашим дедам и прадедам, а раскидистое тутовое дерево за оградой — тот самый старый тутовник, на котором мы ещё детьми резвились, лазая по его ветвям, подобно обезьянам. Мы всегда и ели туту, и отдыхали под его сенью. Каким же образом эта земля превратилась в «закрытый сад»? Мы терялись в догадках. Вдруг к нам приблизился здоровенный детина с дубинкой в руках.
— Господа, пройдите! — сказал он.
— Почему?
— Этот сад закрытый.
Мы поняли, что спорить бесполезно, и решили расположиться поодаль, на пышной лужайке, где в прежние времена играли наши дети. Прошли шагов триста и увидели несколько домов из красного кирпича под шиферными крышами. Табличка на ограде из колючей проволоки строго предупреждала: «Только для семей инженеров плотины Баларуд».
И сюда не было доступа. Мы пошли дальше. За новым забором— дома поменьше, и опять надпись: «Участок для рабочих». В маленьких комнатушках битком набито — мужчины, женщины, дети…
— Где бы нам присесть? — спросили мы у проходящего мимо мужчины.
Удивлённо оглядев нас, он сострил:
— У меня на голове! Такое раздолье вокруг — где хотите, там и располагайтесь.
— Но ведь тут написано, что вход воспрещён…
— Я говорю не про это место. Пройдите дальше — увидите общественный сад, там и отдыхайте. Нельзя же врываться в чужой дом! Понравится ли вам, если в ваш дом явится незваный гость?
— Нет,— покорно ответили мы.
— Вот и другим это не по душе. Видим, что ему трудно возразить.
— А где тот общественный сад, ага, о котором вы говорите?
— Километром выше.
Снова взвалили мы на плечи свою поклажу. Казалось, вся земля на берегу реки занята «закрытыми садами». Но все-таки мы дошли, добрались до этого единственного места на земле наших предков, которое было открыто для нас. Мы вошли в сад и принялись искать дерево, в тени которого можно было бы расположиться. И тут как из-под земли перед нами выросли двое стражей с дубинками.