Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)
Шрифт:
В этой ситуации в самом незавидном положении остался Вахтанг VI, оказавшийся со своей страной между могущественной Османской империей, уже ослабевшим Ираном и еще недостаточно сильной и влиятельной на Востоке Россией. Судя по ноябрьской инструкции Матюшкину, Петр I был намерен летом 1723 года опять явиться на Кавказ с новыми силами и, опираясь на Баку, двинуться далее — возможно, именно на Шемаху. Однако после турецкого демарша такая операция была уже невозможна без риска большой войны — не случайно новые инструкции Матюшкину от 17 февраля 1723 года, отменявшие сосредоточение годового запаса провианта на 20 тысяч человек в Баку, Петр направил после бесед с турецким послом и на следующий день после составления рескрипта Неплюеву о
Сам же «ориентальной Иверии король» по возвращении вынужден был отвечать на предложение о «протекции» со стороны турок и отбиваться от нападения пока еще верного вассала шаха — «кахетинского хана» Константина (после перехода в ислам — Мехмед-Кули-хана). Вахтанг VI вновь осенью и зимой 1722 года ждал Петра «яко входа Христова в Иерусалим» и безуспешно просил двинуть войска к Шемахе или прислать ему «порядочный отряд конницы». С просьбой о скорейшем занятии Шемахи обращались и армянский архиепископ Тбилиси Минас Первазян в декабре 1722 года, и армянские мелики (предводители карабахского ополчения) весной 1723-го{267}.
Вахтанг в отправленном царю 30 декабря письме сообщал, что готов «вспоможения просить у турок». Пользуясь временным затишьем на дипломатическом фронте, Петр сделал попытку помочь союзнику — 17 апреля дал приказ Матюшкину отправить две тысячи драгун в Грузию; этого было достаточно для борьбы Вахтанга с его противниками, но не с турками. Несколько позднее в Карабах отправился специальный представитель — числившийся в русской службе Иван Карапет с «высочайшей грамотой». Но было уже поздно. «Царь картлинцов» прислал очередное послание, в котором признал: «Мы велели сказать султану, что мы покоряемся ему». Однако это не помогло — 4 мая 1723 года Вахтанг VI был разбит Константином и покинул Тбилиси.
«Махмад Кули-хан обещал лезгинам серебро многое, (взял их с собой, и напали они на царя в Тбилиси. [И] смотри измену, ибо воинов было много, Мтквари (река. — И. К.) прибавил сильно, и мост <был> узким. Но находящийся там Свимон не разобрал моста, засады тоже не укрепил и картлийцы также оставили царя в руках вражьих и, видя такое положение, ушли все. Видевший это конюх подвел коня к царю, а также к Бакару, и ушли они. Тогда доблестно вел себя Ростом Палавандишвили, защищая царя и не подпуская лезгин. А лезгины побили картлийцев и кахов многих и подступили к городу. А царь прибыл в Мцхета, и Бакар направился в Душети, чтобы подоспеть с войском в Тбилиси, однако Гиорги эристави отпустил его без коня.
А Махмад Кули-хану отдали город, и вошли лезгины, разорили и многих пленили. Вышли также татары, защитники крепости, и подожгли <собор> Сиони и разбили икону Пресвятой Богоматери. И сколько девиц и истинных матерей и монахинь было растлено злодеями, и кровь праведных пролилась <от рук> неверных, лета Христова 1723…» — с горечью описывал усобицы побочный сын Вахтанга Вахушти Багратиони в своей «Истории царства Грузинского»{268}.
Отправившийся было выполнять царское поручение капитан Алексей Баскаков был остановлен на пути из Астрахани в крепость Святого Креста возвращавшимися И.П. Толстым и князем Б. Туркистановым. Они-то и сообщили, что грузинский царь был «выбит» из своей столицы и ушел в Имеретию и далее в «Цхинвалну». Оттуда Вахтанг прислал письмо с последней просьбой к царю: «учинить вспоможение или к себе взять»{269}.
Получив это известие, Матюшкин и Волынский устроили в Астрахани совет и приняли решение осуществить операцию по эвакуации лишенного престола царя. Баскаков вновь отправился в крепость Святого Креста и оттуда с отрядом в тысячу конных
Естественно, подобный план в условиях турецкого вторжения и вражды среди самих грузинских «принцев» (Бакар на царстве не удержался и вынужден был бежать от принявшего ислам дяди Иесе) был нереальным, тем более что к концу года обострилась ситуация на переговорах в Стамбуле. Неплюев в декабре получил указ возобновить консультации с турками и де Бонаком. Но в итальянских газетах внезапно появилась публикация полученного из Вены текста русско-иранского договора — раньше, чем сам резидент получил его из Петербурга.
Неплюев только что успел договориться об «армистиции» — исключении столкновений русских и турецких войск на территории Ирана и добился обещания, что «Порта на берегах Каспийского моря оружие удержит», то есть не будет претендовать на захват побережья, о чем и сообщил 12 декабря{271}. Но теперь разгневанные турки стали угрожать войной — визирь даже пообещал резиденту «почетное» место в обозе отправлявшейся в поход турецкой армии. 15 января 1724 года собравшийся диван уже было объявил ее — но по предложению самого Дамад-Ибрагим-паши и главного драгомана (переводчика) Порты все же решил продолжить переговоры{272}.
В противовес обещавшему английские субсидии на войну с Россией Стэниану и предложению украинского гетмана-эмигранта Филиппа Орлика поднять украинских казаков, свою роль сыграл де Бонак: он терпеливо разъяснял туркам, что статьи договора им не угрожают и не содержат упоминания о провинциях, куда вошли турецкие войска. Неплюев также не терял времени — в марте Коллегия иностранных дел затребовала от Сената «на некоторые секретные дачи» в Стамбуле 7200 червонных и «мягкую рухлядь» — соболей и горностаев, а в июле Петр распорядился выслать к Неплюеву дополнительно «четыре меха соболей пластинчатых» по тысяче рублей каждый{273}.
Кроме того, осенью того же года войска Ибрагим-паши вели неудачные бои под Гянджой с отрядами местных жителей, армянских ополченцев и грузин под командованием царя Константина. «Вашему превосходительству доносим, что повелитель турской своим злым умышлением мирные договоры ныне нарушил и учинил на страну нашу воинское нападение, в провинции Иреванской разорил христианскую церковь Святые Троицы и пресек христианскую веру, а из наших мечетей зделал конюшни. И после того прислал семьдесят тысяч войска с пашами, с артиллериею, и с пушками, и с бомбами для взятия города Гянджи. И мы имели с ними жестокий бой осемнадцать дней, и многих из них погибли великих пашей, и шествием его императорского величества оное войско весьма разбили… турецкий повелитель готовятца паки на нас для отмщения победы нашей, и мы надеемся в том на его императорское величество, что его величество всегда государю нашему чинит вспомощение…» — писали гянджинцы бакинскому коменданту князю И.Ф. Барятинскому, у которого они просили прислать им, как российским подданным, войск «на оборону провинции Генджинской»{274}.